Никакого эффекта. Причесавшись для
отвода глаз, я усложнила опыт, переложив чеснок в руку. Очевидно, я
неправильно его держала, потому что он опять не подействовал. Во
дворе я внимательно оглядела целебный корнеплод. Снаружи у него не
было никаких изъянов, вероятно, что‑то испортилось внутри. Я
выбрала самый подозрительный зубок, расплющила каблуком и изучила
плачевный результат. М‑да, более качественного чеснока я в жизни не
встречала. Быть может, на вампиров действует именно давленый
чеснок? Принеся себя в жертву науке, я тщательно разжевала один
зубок, после чего у меня возникло страшное подозрение, что
единственный вампир в Догеве – это я. Благоухая чесноком и стараясь
не вдыхать выдыхаемое, я подошла к Крине и, невинно глядя ей в
глаза, спросила, не нуждается ли подопытная домохозяйка в моей
посильной помощи.
Она нуждалась, да еще как. Соус к
мясу по‑догевски уже кипел, а чеснок для него забыли почистить, и
теперь Крина разрывалась между печью и разделочной доской,
усыпанной зубками.
Что ж, отрицательный результат – тоже
результат. Не без труда избавившись от чесночного привкуса во рту,
я перешла ко второй серии опытов. На сей раз я ударилась в оптику.
Отражаются ли вампиры в зеркалах? В комнате на створке шкафа висело
зеркало средних размеров, оправленное в деревянную рамку, но я не
видела, чтобы Крина в него смотрелась. Возможно, зеркало повесили
специально к моему приезду. Я сняла его с гвоздя. На створке
остался темный невыгоревший круг. Значит, давненько оно здесь
обретается. Но для каких целей? Подкрашивать невидимые губы?
Выщипывать невидимые брови? Я села спиной к кухне и поставила
зеркало на колени. Большую часть сверкающего овала занимала моя
унылая физиономия со следами разгульного образа жизни. Я
переместила зеркало повыше, одновременно отклоняясь в сторону, и в
зеркале появился угол печи. После долгих усилий, едва не вывихнув
шею и руку, я охватила наблюдением всю кухню. Чеснок лежал на
столе. Заслонка печи была отодвинута, из полукруглого устья шел
белый сладковатый дым. У меня засосало под ложечкой. Крина
действительно не отражалась в зеркале. Не оборачиваясь, я слышала,
как она возится на кухне, шурша платьем и негромко напевая
ритмичную песенку. Мне стало как‑то не по себе (это очень жутко –
находиться в одной комнате с невидимкой), и я украдкой оглянулась
через плечо. Увиденное повергло меня в ужас. Кухня была пуста, а
пение и шорохи не стихали ни на минуту. Я застыла в обнимку с
зеркалом, как василиск, узревший свое отражение.