— Присаживайтесь, гражданин Кузнецов, — кивнул на стул майор,
сняв очки и потирая переносицу. — Капитан, можете пока быть
свободны.
Наручники с меня снимать не торопились, видно, опасались, либо
просто тут такие порядки. Я молчал, ожидая, что скажет майор. А тот
не торопился, молча закурил папиросу с синим обшлагом, вытряхнув ее
из желтой пачки с надписью «Папиросные гильзы «Сальве», после чего
принялся листать лежавшие перед собой бумаги. Причем делал это так
грамотно, прикрывая документы рукой, что, как я ни изворачивался,
заглянуть в содержимое этих бумаг не представлялось возможным.
Тянет резину, зараза, определенно пытается меня вывести из себя. Не
на того напал: человеку, имевшему дело с выкормышами Ежова,
одесский следак не так страшен. И всё равно вопрос, заданный
майором, глянувшим на меня исподлобья, прозвучал
неожиданно.
— Гражданин Кузнецов, на вас поступило заявление о нанесении
тяжкого вреда здоровью.
Опа, уже интереснее! Тяжкий вред – это не убийство, насколько я
понимаю, и тем более они не подозревают, что я – Ефим Сорокин,
положивший одного следователя и крупного чина из комиссариата
внутренних дел. Как-то сразу отлегло от сердца. Но посмотрим, что
будет дальше.
— Простите, — включаю дурачка, — я не совсем понимаю, о чем идет
речь…
— Не понимаете? Жаль… Шигин!
— Я, товарищ майор! — возник в дверном проеме давешний
капитан.
— Пострадавшие и свидетели там ещё у тебя не уснули?
— Никак нет, товарищ майор.
— Тогда заводи, проведем очную ставку.
Спустя где-то полминуты в кабинет один за другим вошли трое.
Увидев их, я сразу же понял, что мне инкриминируют, потому что
передо мной стояли официант из «Гиацинта», а также девица,
пытавшаяся выцарапать мне глаза и один из трех парней, которым я
набил морды.
— Ну что, граждане Ещенко, Будникова и Гольштейн, узнаете этого
человека?
— А то, он и есть, — кивнул побитый мною молодой человек с
желтеющим фингалом на половину лица.
— Он, он это, товарищ следователь, взял и набросился на нас,
паразит! — срывающимся на визг голосом поддержала его
бабенка.
— Для вас, гражданка Будникова, я не товарищ, а гражданин
следователь, — поправил ее Лыков. — А вы что скажете, гражданин
Гольштейн?
Официант судорожно сглотнул, попытался что-то сказать, но в
итоге смог только кивнуть.