«Дурак ты, Фима, — поставил я сам себя на место. — Клык, может,
и не таит к тебе личной обиды, но он из воров, и этим всё сказано.
Так что «оставь надежду, всяк сюда входящий», живи реалиями, а не
мечтами».
На полпути из столовой к рабочему месту, когда я, едва
переставляя ноги, немного отстал от пары товарищей-грузчиков, из-за
угла вдруг выскочил какой-то щуплый мужичонка характерной
наружности. Сначала он воровато огляделся, а затем схватил меня за
рукавицу и принялся ее трясти.
— Вы кто? — спросил я, безуспешно пытаясь выдернуть ладонь из
облепивших ее десяти пальцев.
— Ройзман, Марк Иосифович, 8-й отряд. Хотел выразить вам свою
огромную благодарность.
Наконец мне удалось освободить руку, и Ройзман тоже натянул на
руки рукавицы – утренний морозец давал о себе знать.
— Что я вам хорошего сделал?
— Не только мне, но и другим представителям еврейской
национальности нашего лагеря, над которыми издевался этот самый
Туз. А вы его раз – и на больничную койку. Надеюсь, он ещё нескоро
поправится.
— Ах вот оно что… И как же он над вами издевался?
— Да по-всякому, — видно было, что говорил он уже без охоты. —
Случалось, просто со своими подельниками отбирали еду, чай или
курево. Хуже, когда били. Нас в отряде двое евреев – я и Петя Хирш,
совсем ещё мальчик, его арестовали прямо в институте. Так вот Пете
сломали пальцы левой руки только за то, что тот отказался целовать
Тузу ноги. А самым унизительным было…
— Ну?
— Самым унизительным было то, что они всей кодлой привязали меня
и Петю к лавкам и мочились нам на лицо, приговаривая: «Вот вам,
жидам, за то, что столько лет пили кровь русского народа». Да какую
кровь я пил, я всю жизнь портным служил, мой отец был портным, дед
обшивал самого Пал Палыча Гагарина – председателя Кабинета
министров в правительстве Александра II Освободителя. А Петя?!
Это вообще мальчик!
Так что премного вам благодарен. А так же передаю благодарность
от других заключенных, которые ежедневно страдают от домогательств
и унижений со стороны блатных. Мы с вами!
No pasaran, короче говоря. А на самом деле, теперь я уже жалел,
что не добил Туза. Ведь выйдет, сука, из больнички, и начнет заново
гнобить людей. Глядишь, ещё злее станет. Конечно, за убийство меня
лагерная охрана могла бы и самого к стенке поставить без суда и
следствия, они ж тут все меж собой повязаны. Странно, что и сейчас
не трогают. Может быть, когда Туз сможет говорить, он и расскажет
им правду. С другой стороны, пальцы-то у него целые, мог бы и в
письменном виде объясниться. Либо жаждет мести лично, этот вариант
кажется наиболее вероятным.