— Ты думаешь? — погрустнел Станкевич.
Впрочем, вскоре принесли ужин, и он немного воспрял духом. А я,
выскабливая алюминиевую плошку, размышлял о превратностях судьбы.
Может быть, в тот раз парашют не раскрылся и я разбился, а все эти
приключения – в посмертии? Или кто-то, живущий за облаками, с
каким-то неведомым мне умыслом отправил меня именно в этот страшный
год? Может, это мне испытание свыше? А если я его выдержу и выживу,
получу за это какую-нибудь награду? Одни вопросы и никакого намека
на ответ.
[1] С падением Г. Г. Ягоды и
назначением 26 сентября 1936 г. наркомом внутренних дел Н. И. Ежова
уроженец села Наровчат Пензенской губернии Михаил Иванович
Фриновский 16 октября 1936 г. назначен заместителем наркома
внутренних дел СССР. С 15 апреля 1937 г. Фриновский являлся первым
заместителем наркома внутренних дел СССР и возглавлял Главное
управление государственной безопасности НКВД СССР. Один из
организаторов «большого террора».
[2] В 1930—1940-е годы Василий
Васильевич Ульрих входил в состав секретной комиссии Политбюро ЦК
ВКП(б) по судебным делам. Комиссия утверждала все приговоры о
смертной казни в СССР. Отмечают, что Ульрих был заядлым
любителем-энтомологом — единственной страстью, которая поглощала
его в свободное время, было коллекционирование жуков и бабочек.
Несколько дней меня не трогали, хотя, признаться, я каждый раз
непроизвольно вздрагивал, когда дверь камеры со скрипом отворялась.
Странно, но побоище простых обитателей камеры с блатными не понесло
каких-либо серьезных последствий, за исключением разве что
угодившего в карцер Куприянова. Вернулся тот малость отощавшим и
понурым, так что все, у кого были заныканы какие-то запасы еды, тут
же скинулись, и вскоре несчастный Куприянов выглядел куда более
повеселевшим.
А вот Кржижановский после допроса едва стоял на ногах.
— Били, — глухо констатировал он. — Заставляли признаться во
вредительстве и организации контрреволюционной деятельности,
требовали выдать сообщников. Я не подписал. Зато получилось
подглядеть, кто на меня донос накропал, благо что бумага лежала под
рукой у следователя. Подписи я не увидел, а почерк узнал. К
сожалению, вы оказались правы — это был Егоров, он левша, а написан
донос явно левшой, с характерным наклоном букв. Не ожидал от него,
не ожидал… Вот так вот разочаровываешься в людях.