— И это верно.
Ежов сделал ещё глоток и, понизив голос, спросил:
— Так что, меня и в самом деле должны расстрелять в 40-м
году?
— Должны… Если мне память не изменяет. То, что расстреляют – это
точно, как бы вам ни неприятно это было слышать, насчет даты не
совсем уверен, я же не историк, может, и ошибся годом, но всё же,
кажется, 40-й.
— То есть подробностей не знаете?
Я пожал плечами.
— Запишут, скорее всего, во враги народа. Как вы Ягоду, так и
вас… В это время, по-моему, ничего удивительного в том, что сегодня
ты кого-то расстреливаешь, а завтра уже тебе пулю в
затылок.
Ежов поерзал на месте, затем, не выдержав, встал и принялся
расхаживать по кабинету в своих мягко ступавших, начищенных до
блеска сапожках. Это продолжалось минуты три, я уже успел допить
чай и внаглую доесть печенья, когда, наконец, опершись поясницей в
высокий для него подоконник и скрестив на груди руки, нарком
спросил:
— Ладно, разговор не обо мне, хотя неприятно слышать, что тебя
обвинят в измене Родине и поставят к стенке. Вы же упоминали, что
Советскому Союзу предстоит долгая и кровопролитная война с
фашисткой Германией?
— Да, так и будет. Германия на нас нападет рано утром 22 июня
1941 года. Первой под удар попадет Брестская крепость, гарнизоном
которой командовал… вернее, будет командовать лейтенант
Кижеватов.
— Брестская? Так ведь Брест польский.
— Если ничего не путаю, после начала Второй мировой в 1939 году
Брест захватили немцы, и по договору передали Советскому Союзу. В
Бресте вроде бы даже прошёл совместный парад войск Вермахта и
РККА.
— Вот как? А почему мы не вступили в войну против немцев?
Ну, про пакт Молотова-Риббентропа не слышал разве что ребенок,
так я и сказал Ежову. На что тот покачал головой и задумчиво потер
пальцами чисто выбритый подбородок.
— А вообще, насколько я знаю из кое-каких рассекреченных
документов, начало войны мы провалили по вине безграмотных
командиров, пришедших на смену профессионалам. Если память мне не
изменяет, к 22 июня 1941 года у нас было 14 тысяч танков против
четырех тысяч немецких, 10 тысяч самолётов против 5 тысяч немецких,
около 60 тысяч орудий и минометов против чуть более 40 тысяч у
немцев. Однако Гитлер гнал наши войска до самой Москвы, в хвост и
гриву, одними пленными взяв к зиме более трех миллионов советских
солдат и офицеров.