— Я? — напряглась продавщица головного убора. — А чего
я-то?
Народ, словно в экранизации «Золотого теленка», где Остап спасал
Шуру Балаганова, принялся рассасываться, сразу же потеряв интерес к
происходящему.
А я потащил упирающегося оглоеда за собой.
— Да не ерепенься ты, ни в какую милицию я тебя сдавать не буду,
— вполголоса сказал я парню, чтобы тот уже наконец перестал
привлекать внимание к нашей паре своими отчаянными телодвижениями.
— А куда тогда тащите?
— Куда надо, туда и тащу. Иди спокойно, а то руку
сломаю.
Не знаю уж, что подействовало на воришку больше, обещание не
сдавать его органам охраны правопорядка или искрошить лучезапястный
сустав, но после моих слов он притих. Понятно, ничего я ему ломать
не собирался, хотел лишь припугнуть.
— Тебя как звать-то? —спросил я парня.
— Меня?
— Ну не меня же… Хотя могу и представиться. Василий Матвеевич
Яхонтов, можно просто Матвеич.
— Леха… Леха Кузнецов.
— И давно ты, Леха Кузнецов, воровским ремеслом промышляешь? Ну
чего молчишь? Я же сказал, что не сдам тебя в милицию.
— С зимы этой, — хмуро сознался карманник.
— Неполная семья?
— Сирота.
— Как же так?
— Отец по пьяни угорел, мать от туберкулеза померла через год.
Меня с двумя младшими сестренками в детский дом определили, да я
сбег оттуда.
— А чего сбег-то?
— Да-а…
Парень нахмурился, видно было, что воспоминания не доставляли
ему радости. Оно и понятно, что ж хорошего в приюте воспитываться,
даже если приют вполне приличный.
— А живешь где? Ночуешь? Домой вернулся?
— Вернулся… А там уже другие живут. Ну я посмотрел в окно и
ушёл.
— И что теперь? Где-то же ты спишь?
Заминка, видно, опасается раскрывать местонахождение берлоги. Мы
тем временем свернули за угол, сюда гул Тишинского рынка почти не
доходил. Редкие прохожие, похоже, видели в нас отца и сына. А я и
сам пока не знал, куда мы идем.
— В общем, промышляешь воровством… Один или в компании?
Глаза забегали, не иначе, ворует в команде. И, скорее всего,
выручку сдает старшему.
— А старший-то у вас кто, не Филька Грач?
— Не-а, Серега Лютый.
Сказал – и испуганно посмотрел на меня. Ну что уж теперь,
проболтался, купившись на старый, как мир, следовательский
приём.
— Дяденька, отпустите меня, я больше не буду, — загундосил
шкет.
— Отпущу, если с этим Лютым сведешь.