Он затушил сигарету, достал портсигар, неторопливо вытащил еще одну, щелкнул крышечкой, убрал портсигар, закурил и опять посмотрел на ящик.
Он смотрел на свой смертельный приговор.
Кому бы из советского руководства он ни доставил этот груз, его ждала смерть. Если груз попадет в руки тех, кому предназначался, то расстрел подразумевался сам собой, как самая действенная мера по сокрытию сверхсекретной информации. Даже если он сможет передать все своему руководству, то его судьбу будет решать не оно, и, следовательно, результат тот же – нет человека, нет проблемы.
Но и бросить все это, спрятать и уйти он не мог, как офицер, как разведчик, как человек, прекрасно понимая ценность того, что лежало перед ним.
Ему предстояла долгая ночь в компании трех покойников, все так же сидящих в машине.
Ему надо продумать все до мелочей, составить план и действовать, действовать!
Встреча с курьером так и не состоялась, такая вероятность была предусмотрена, как и вторая встреча, утром, если по каким-то причинам он не сможет прийти, а утром будет штурм города.
Он вспомнил свой последний разговор с отцом.
Было совсем раннее утро, когда они, проговорив всю ночь, вдруг поняли, что настало время прощания, видимо последнего. Оба понимали, что вряд ли, после того как отец осуществит задуманное, он останется жив.
Отец поднялся с кресла, выключил свет в комнате и, отдернув тяжелые портьеры, распахнул оба окна.
Небо светлело, готовясь встретить солнце, за окном стояла предрассветная, особенно пронзительная тишина.
Клубы дыма от выкуренных ими за ночь папирос, висевшие под потолком, потянулись на улицу медленно и лениво, как бы не желая расставаться с облюбованной ими комнатой.
Отец стоял у окна, засунув кулаки в карманы форменных брюк, и смотрел на предрассветную Москву.
– Правители приходят и уходят, сын, а отечество остается, – сказал он севшим за ночь от разговоров и дыма голосом. – Если когда-нибудь ты не будешь знать, как поступить, поступай на благо Родины. Не конкретного человека, стоящего во главе России, не идеологии, царящей в этот момент в стране, а в интересах отечества и народа, как бы высокопарно это ни звучало, даже если страна и народ не оценят твоего поступка.
Отец повернулся к нему лицом и показался в этот момент невероятно красивым и почему-то молодым.