Идти домой и признаваться? Опять скажут за калитку не выходить.
К таким ситуациям я уже подготовлена. В потайном ящике стола у меня собрана целая аптечка: в течение года таскала у взрослых то одно, то другое. Отправляю Катьку за бинтами; иду на пруд стирать бриджи.
В июле у взрослых много работы в саду. Обед нам оставляют на столе; ужин можно и пропустить. Мне удаётся скрывать порез на руке целых три дня, а после этого на вопрос «что у тебя там» я отделываюсь обычным «не знаю, поцарапалась».
И только бриджи приходится спрятать в лесном тайнике: кровь с них не отстирывается. Я делаю грустное лицо: потеряла. Очень жалко. Любимые бриджи были. Сигнализирую Катьке: молчи.
«У тебя кровь», – одними губами говорит Катька.
Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не рассмеяться.
На следующий день мы достанем бриджи из тайника и, по очереди их надевая, пойдём кататься по склону песчаного карьера: сто метров вниз, юхххууу!
Делать это было строго-настрого запрещено.
Нарушителей взрослые распознавали по густо-коричневому песчаному цвету штанов сзади – песок не отстирывался.
Но у нас теперь были бриджи.
Ларингит и сальмонелла
Мы с Катькой всё время как будто соревновались – у кого веселее. У кого больше. У кого интереснее. У кого хуже.
У меня папа есть. А у меня зато два дедушки. Я на море на две недели еду. А я – на месяц! Мне плавательный круг купили. А мне – нарукавники! И вообще, у меня ещё надувной матрас есть. В нём всего две дырки и сдувается он медленно, доплыть можно до середины пруда и обратно. Ну и что, что матрас, вот я в больнице была две недели. А я – четыре!
Соревноваться болезнями мы начали в раннем детстве, когда ещё даже не были знакомы. Я опрокинула на себя турку с бабушкиными кофе. Помню, что было больно. Врачей не помню, хотя взрослые говорят, что вызвали скорую и я плакала от страха перед врачами сильнее, чем от ожога.
Позже, когда научилась читать, перебирала справки: 20% поверхности тела. Это звучало гордо.
Через несколько дней Катька изучала устойчивость кастрюль на плите и опрокинула на себя ковшик с молоком. «А у меня в детстве – двадцать пять процентов было!»,– иногда любила напомнить она.
Когда Катьке исполнилось четыре, она подхватила сальмонеллёз. Где и как – никто не знал; но в больнице сказали – изолировать. Уже будучи взрослой, Катька вспоминала, как держится за решетку перил на лестнице и плачет. Родители быстро уходят, и, кажется, плачут тоже.