У Джун от эмоционального напряжения губы онемели, и она начала их кусать.
– А письмо… он оставил мне письмо? – убирая руки под стол, с надеждой напомнила она, но нотариус лишь покачал лысой головой:
– Фрэнк всем оставил письма, но никто их не получит, если вы с Тони не исполните его последнюю просьбу. В Сочельник мы снова соберемся здесь, чтобы выслушать вердикт мистера Кларксона.
– Такое чувство, что Фрэнк специально подстроил это. Чтобы мы вместе отметили Рождество, – прокомментировала оптимистичная Уитни.
– Кошмарный сон какой-то, – сказал Тони. – У меня помимо работы еще универ, дел по горло. А ничего, что у меня девушка есть? Я не могу каждый день. Я… не выдержу.
– У меня тоже график перегруженный, – прочистив горло, поддержала его Джун. – Фрэнк ни за что не стал бы меня заставлять… он бы не стал…
Но закончить фразу она так и не смогла. Не нашла слов.
– Пожалуйста, давайте успокоимся, – раздался строгий голос тети Летти. – Я не знаю, почему вы двое поссорились, но действительно, хватит дуться. Вы взрослые люди. Я надеюсь, вы понимаете, что должны выполнить это абсурдное требование ради всех нас. Ради Фрэнка. – Ее голос дрогнул.
– А что будет, если мы нарушим условие? – спросила Джун.
– Тогда письма и завещание будут уничтожены, а раздел имущества произойдет в соответствии с законом.
– С ума сойти, – ошеломленно сказал дядя Колин. – Вот это Фрэнк учудил.
Настенные часы пробили шесть раз.
– Подавать ужин? – спросил Генри, и тетя, помассировав лоб, вздохнула:
– А бог с ним. Давайте поедим. Даже интересно, чем Фрэнк решил нас накормить.
– Суп из крапивы с тунцом. И три сорта хаггис2, – сообщил Генри и тронул покрасневшие глаза рукой, затянутой в белую перчатку. – Фрэнк обожал хаггис.
– Форменное издевательство какое-то, – расстроилась тетя Летти. – Я ведь вегетарианка.
– А вам он прописал двойную порцию виски, мэм.
– О. То, что нужно. Спасибо, Генри, – поблагодарила она, изможденная неожиданным завершением дня.
А Джун снова подняла глаза на Тони. Он смотрел на нее в упор. И если бы она приоткрыла сейчас рот, то могла бы ощутить на кончике языка тягучую, искристую ненависть, которой сочился серый взгляд.
Она усмехнулась, едва заметно, с глубинной грустью.
Поверь, Тони. Наши чувства взаимны.