Но сегодня в святилище будет много людей. Они придут сюда из Дафны, и из самой Антиохии, и даже из прибрежной Селевкии. Придут в праздничных белоснежных и пурпурных тогах, в трабеях[5] цвета шафрана. Под звуки тимпанов, кимвалов и труб. С набеленными лицами, с золочеными лавровыми венками в волосах. Сегодня седьмой день таргелиона[6], когда благодарный народ празднует рождение своего бога. И первый день в жизни мальчика, когда он будет прислуживать в его святилище под водительством антиохийского понтифика Луция Красса. И не просто прислуживать, как он это уже делал несколько раз во время сатурналий, передавая понтифику жертвенный нож, кропильницу, смешанное с ладаном зерно, но стать настоящим cultrarius – служителем, перерезающим горло жертвенному животному. Старик Луций Красс по душевной снисходительности, правда, позволил ему резать не всех животных, которых приведут сегодня к святилищу, но только одного агнца нескольких месяцев от роду, поскольку ребенку с работой опытного культрария не совладать. На прошлых Олимпийских играх в жертву принесли гекатомбу – целую сотню животных, а в Риме после победы во Второй Пунической войне, говорят, и вовсе триста. Даже взрослый мужчина от такой грязной во всех смыслах работы взмокнет или рассудком тронется. А тут – ребенок…
Мальчик, однако, за свою короткую жизнь уже видел множество жертвоприношений и не вздрагивал от испуганных криков животных, от заливающих мраморные полы потоков теплой крови, в которых так смешно чавкали сандалии и еще долго оставляли повсюду багряный след. Он знал, как правильно держать лезвие длинного ножа, чтобы полоснуть быстро и вместе с тем плавно, перерезая разом и артерии, и трахею. Знал, но пока не пробовал. И с нетерпением ждал нового откровения.
Воины Четвертого Скифского легиона в сверкающих на солнце доспехах и галльских имперских шлемах, со штандартами вспомогательных войск и драконами кавалерии в руках первыми вступили под тенистые покровы священной рощи. Вслед за ними в золотистых клубах дорожной пыли шли музыканты из плебса, оглашая божественную тишину визгом высоких латунных труб, грохотом тимпанов из козлиной кожи и пронзительным звоном бронзовых кимвалов. За ними торжественно-неспешно катилась колесница понтифика, управляемая бывшим возницей команды «красных» из Иудеи и запряженная четверкой каппадокийских скакунов. Сам Луций Красс стоял подле возницы в пурпурной трабее, с ликом Аполлона на золотой застежке, приколотой у правого предплечья. На безымянном пальце понтифика лучился массивный золотой перстень с голубым сапфиром – подарок императора Деция, а копну седых волос венчал островерхий жреческий апекс. За колесницей семенили служки разных возрастов. Предназначением одних, как и самого мальчика прежде, было подавать понтифику сакральные предметы; других, могучих виктимариев, – с одного удара оглушать животных кувалдами на длинных рукоятях; третьи собирали кровь да извлекали требуху, четвертые кромсали и подносили мясо понтифику для обряда всесожжения. Мальчик сейчас мог бы семенить вместе с ними, как это и положено по уставу, однако еще со вчерашнего вечера понтифик позволил ему прибежать в священную рощу пораньше, чтобы испросить у божества помощи для предстоящего ритуала.