Мне стало жутковато. Любезность министра, не знаю почему, пугала. Словно проснулся звериный инстинкт и я нутром почувствовал опасность. В голове пронеслось: «Снег заметает мои следы. Я исчезну бесследно».
И не презренный интриган Фуше, депутат Конвента, провожал меня по коридору, когда за нами затворились двери приемной Императора, – нет, министр полиции! И он знал, что я это знаю.
– Полковник, сейчас в моем кабинете я вам изложу суть дела, – любезным тоном дьявола объяснял министр. – Император перекраивает карту Европы. В Швеции положение нестабильно. Континентальная блокада там непопулярна. Мотовство и легкомыслие короля Густава раздражают народ. Естественно, проанглийская партия…
На повороте (коридор загибался дугой, следуя конфигурации наружных стен замка) министр чуть-чуть ушел вперед. Такое было впечатление – оглушающее, последнее, – что средневековый рыцарь, застывший в нише, ударил меня сзади алебардой.
* * *
Они, эти канальи и ублюдки, свора эмигрантов, ничего не умеют и не хотят делать сами – только чужими руками! Они боятся привести приговор в исполнение, но держать маршала Нея под стражей еще страшнее – вдруг стража ненадежна? Он, маршал Ней, прекрасно понимает куриную логику дряблого короля и его камарильи. На подмогу вызвали наследного принца шведского престола – ха-ха! – Жана Батиста Бернадота. Пусть один маршал бывшей империи расстреляет другого! Публике это будет подано как сведение старых счетов. А мешок с дерьмом – Луи Восемнадцатый выходит сухим из воды. И у шведских солдат не дрогнет ружейный прицел. Вот что придумали, курвы! Тюрьму обложили тройной охраной, да тюремные стены имеют уши. Не сегодня, так завтра появится Бернадот.
Ней подставил табуретку, взобрался на нее и попытался через решетчатое окно заглянуть в тюремный двор. Стекло покрыл иней, и в синеве декабрьского утра он бы все равно ничего не увидел. К тому же, подтягиваясь к окну, он потерял равновесие и чуть не грохнулся с табуретки. От этой неудавшейся глупой затеи маршал пришел в еще большую ярость.
Merde! Как он ненавидит холода! С зимой у него связаны все неудачи: Эйлау, отступление из Москвы, переправа через Березину… По иронии судьбы, что ли, Император дал ему титул князя Московского? Бр-р-р! Любая выжженная солнцем испанская провинция, только не Москва. Он ведь по темпераменту южанин. А Бернадот прижился в Швеции, не зябнет. Неужели Бернадот пришлет за ним конвой, а сам будет прятаться за спинами солдат? Нет, Бернадот не трус и в каком-то смысле человек чести, хоть и переметнулся на сторону коалиции. Недаром, когда Император отрекся в Фонтенбло, военные, и Ней в том числе, предлагали кандидатуру Бернадота в правители Франции, да Сенат проголосовал против. Немудрено. Фуше и Талейран уже плели свои интриги… Конечно, лучше всех Бернадота знал Император. То ли в шутку, то ли всерьез повторял (и Ней сам его слышал): «Бернадота надо расстрелять или сделать королем». И сделал. А в благодарность…