И вот мое черное дело почти закончено. Я отступил на шаг.
При тусклом свете факелов конунг Ульв не выглядел мертвецом. В
своей боевой броне он вновь стал таким, каким мы все его знали —
могучим великаном, который не боялся ни врагов, ни йотунов, ни
самого Рыжебородого Тора. Доспехи надежно скрывали исхудавшее и
немощное тело.
Так и я должен сокрыть то, что мы привезли из края вечных
льдов. Обломанный клинок, выкованный когда-то то ли цвергами,
подземными карликами, то ли богами-Асами, то ли самим Мимиром еще
до начала времен, поблескивал в темноте алым камнем. Словно просил
еще раз хотя бы прикоснуться к длинной рукояти — и не я один
чувствовал это.
— Пора уходить, — проворчал один из воинов. — Дурное дело мы
сделали, Скегги. Без корабля конунгу никогда не попасть в Чертоги
Всеотца.
Все так — Ульв, сын Рагнара, величайший из конунгов со
времен Эгилля Скальгримсона, не воссядет пировать среди эйнхериев.
Он сам обрек себя на проклятье — навечно остаться на перепутье
между миром мертвых и Мидгардом, миром живых, охраняя сокровище
даже после смерти. То, что мы украли у вечных льдов, не должно
покинуть этой гробницы. И никто не унесет отсюда последнюю тайну
конунга Ульва Рагнарсона.
— Пойдем, Скегги, — снова позвал слабый голос. — Здесь...
здесь плохое место. В глазах темнеет.
— Нет. — Я вытащил из ножен меч и отступил назад, закрывая
спиной единственный выход. — Плох тот хирд, что не идет за своим
конунгом. Мы все останемся здесь.
— Ты! — прохрипел кто-то, делая шаг в мою сторону. — Что ты
наделал, Скегги Торлейвсон, будь ты проклят...
Я был готов сражаться — куда почетнее умереть от острой
стали, исполняя последнюю волю конунга, — но меч не понадобился.
Один за другим воины валились на пол, дергались и затихали.
Смертельный яд, который я добавил в эль, добрался до их сердец.
Отважный хирд уснул и навечно смолк. Только сверху едва слышно
доносился стук комьев земли о деревянное перекрытие. Трэллы,
которым никогда не добраться домой, исполняли мою волю. Яд убьет и
их на половине дороге в Эльгод, а чтобы они случайно не разболтали
проезжим торговцам, где покоится конунг, я собственноручно вырезал
им языки еще вчера. Теперь никто и никогда не сможет отыскать наше
последние пристанище.