Конунг уже давно не мог встать — с того самого дня, как мы
пересекли границу голубых льдов. Только руки еще служили ему, но с
каждым часом все хуже. Неужели я привезу в Эльгод мертвеца?..
— Нет, конунг! — Я стащил с плеч свой плащ и закрыл
неподвижные конечности. — Мы еще сядем за стол в Большом доме, и
Ярви Скальд сложит песню о нашем походе!
— Жаль, что Всемогущий Отец не слышит тебя. — Ульв
улыбнулся, глядя на меня ослепшими глазами. — Нет, юный Скегги, о
таком не складывают песен. Никто не должен узнать, что мы сделали и
что привезли из страны вечного холода. Когда я умру...
— Ульв конунг...
— Помолчи, Скегги Торлейвсон. — Ульв нахмурился и на
мгновение словно превратился в себя прежнего. Я тут же прикусил
язык. — У меня осталось слишком мало времени, чтобы тратить его на
споры с юнцом. То, что я везу с собой, нужно спрятать. Я могу
доверять только тебе...
В мои руки лег увесистый сверток. Так значит, что-то там
все-таки было?!? Половину хирда Ульв оставил на тех берегах, и еще
пятеро умерли от ран уже в море — но теперь я хотя бы знал, что все
это не зря. Как он смог спрятать?..
— Это?..
— Молчи, Скегги! — Конунг обхватил меня за шею и, наклонив
мою голову к себе, зашептал прямо в ухо. — Никому не показывай и
никому не говори. Никто не должен узнать о том, что здесь! А теперь
поклянись, Скегги, сын Торлейва, что сделаешь то, о чем я попрошу
тебя...
— Клянусь, конунг!
Все, что угодно. Даже если бы я уже знал, что мне предстоит
сделать — все равно бы поклялся. Но, боги, лучше бы я остался за
голубыми льдами! Шепот Ульва все затихал, и вместе с ним, казалось,
затихает и мое сердце. Один Всемогущий, за что мне это все?..
— Антор! Антор, очнись!
Кто такой этот Антор? Надо мной склонилась прекрасная дева.
Я едва мог разглядеть ее лицо, но она была красивее всех, кого я
видел в жизни. Я протянул руку, чтобы коснуться ее, но пальцы
встретили лишь металл кольчуги. Неужели сам Один послал одну из
своих валькирий, чтобы отвести меня в Светлые Чертоги и спасти от
бесчестия?.. Если бы это было так! Но разве валькирии не приходят
только к тем, кто погибает в бою? Я разлепил пересохшие губы, чтобы
спросить — но прекрасное синеглазое лицо уже исчезало, растворяясь,
как дымка...