— Антор! — Гудред протянул руку, указывая куда-то чуть
вперед и вверх от курса корабля. — Смотри!
Его собственный драккар вполне мог потягаться с «Линормом»,
но даже ему было далеко до «Лебедя». Люди ярла сели на весла —
видимо, не пристало вождю ходить за своими воинами, а только лишь
впереди, — и теперь Рагнар стремительно обгонял всех — только вода
пенилась и расходилась волнами за кормой. Я без труда разглядел на
носу его рослую фигуру. Он помахал мне рукой и тут же указал вверх
— туда же, куда и Гудред.
Прямо над «Лебедем» с карканьем носились две огромные черные
птицы.
— И чего они привязались? — вполголоса пробормотал я.
— Не гневи богов, склаф. — Гудред чуть нахмурился, но потом,
видимо, решил разъяснить инородцу. — Вороны Одина! Добрая дорога
ждет нас с ярлом!
Так бы сразу и сказал; впрочем, начало пути и без всяких
примет выглядело приятно — утро выдалось погожим. Когда стало еще
светлее, я без труда пересчитал корабли под знаменами ярла. Почти
три десятка — грозная сила. Что же устраивал на берегах Империи сам
Рагнар, если один «Линорм» мог нести на себе едва ли не полсотни
бойцов?
— Не рано ли возвращаться? — негромко спросил я у Гудреда. —
Наверняка у ярла здесь еще много неоконченных дел.
Говорить «много неразграбленных деревень по побережьям» я
благоразумно не рискнул. Раз уж Рагнар теперь и мой ярл тоже —
самое время привыкнуть к мысли, что разбой — не преступление, а
образ жизни.
— Радуйся последним теплым денькам, друг мой, — улыбнулся
Гудред. — Уже скоро зимние шторма поднимут головы, а мороз усмирит
льдом реки — кораблю не пройти.
— Выходит, теперь до весны сидеть на островах? — уточнил я.
— Надеюсь, ярл взял богатую добычу. Не то до тепла золота на
медовуху и девиц может не хватить.
— Если бы все было так просто. — Гудреду шутка явно
понравилась. — Старые распри иной раз греют зимой не хуже, чем
добрый мед и объятия красавиц. Да и тебе найдется, чем занять себя
в Фолькьерке.
Это уж точно. Застарелые обиды живут долго. Порой — дольше,
чем люди. Передаются от отца к сыну, как родовые мечи. Потускневшие
от времени, побитые о чужие щиты до зазубрин, иной раз и ржавые —
но все еще способные убивать и калечить. Наверняка и у Рагнара, а
уж тем более у его конунга-отца таких обид предостаточно. Мои же
распри свежие, как дымящаяся смертельная рана, оставленная
«Ведьмой» на теле среднего из Ульфриксонов. Нечего и думать, что
братцы забудут и простят. До их владений рукой подать и без всякого
корабля. Точно придут с хирдом жечь и грабить Фолькьерк, может, и
до первого снега. Успеть бы подготовиться...