Алика прокрутила колесико плеера. Вдруг запел Джо Дассен.
– О-о! – обрадовался Крымов. – Оставь… Этого оставь.
Дассен пел по-французски, Алика, тоже по-французски, ему подпевала.
День настал вообще какой-то удивительный. Вокруг гостиницы росли пальмы. На пальмы медленно сыпал с неба крупный белый снег. Крымов и Алика стояли у гостиницы, ловили такси.
– Игра называется «бангладеш…» – очень серьезно объяснял Крымов Алике. – Я сам ее придумал. Вот загадай какую-нибудь цифру.
– Загадала.
– И я загадал. Теперь скажи, какая у тебя.
– Семь.
– А у меня восемь. Я выиграл.
Крымов счастливо расхохотался, и Алика его поддержала. Остановилась машина, Крымов открыл дверцу, уселся на заднее сиденье.
– Возвращайся в гостиницу по набережной. Я буду там гулять. Не промочи ноги и пообедай где-нибудь. Пока, – Алика ласково поцеловала Крымова.
– В Симферополь, – сказал Крымов водителю. – Как думаешь, на перевале не застрянем?
Встретившись в пустом городе случайно, Алика и Бананан ели пельмени в пельменной.
– Ты, правда, извини его за рубль… – начала Алика.
– Да что ты с этим рублем канитель разводишь? Ну пропил я его давно, на кофе извел. Ты лучше вот куда погляди…
Бананан шелестел железными страницами чего-то напоминающего книгу.
– А это что? – заинтересовалась Алика.
– Я книгу писать начал. Пробный экземпляр.
– Про что книга?
– История всего живого. От инфузории-туфельки до моднейших событий последних дней. В огне не горит, в воде не тонет.
Они и не заметили, как к их столику прибился какой-то неопрятный старик, тоже принесший с собой тарелочку пельменей.
– А что это за книга, ребята? – поинтересовался старик с места в карьер.
– Это вечная книга, папаша, – охотно пояснил ему Бананан.
– Ну и как она для людей, работает? – не унимался папаша.
– Отлично работает. Вот прикинь, батя, в случае вселенской катастрофы все сгорит, а она сохранится.
– Ну, если катастрофа… – без убеждения согласился папаша. – Хотя если будет вселенская катастрофа, думаю, тогда нам с тобой жить здесь уже не придется…
– У меня, знаешь, что-то сегодня исключительно на душе неспокойно, – прервала папашу Алика, обращаясь к Бананану, – даже можно сказать – гнусно.
– Да и у меня не лучше, – неожиданно поддержал ее старик.
– И этот факт твоей судьбы у меня тоже предусмотрен, – сказал Алике Бананан, – вот когда тебе станет окончательно гнусно, ты поставь эту кассету… – И Бананан протянул Алике всю размалеванную красками кассету от магнитофона.