– С чего ты решил, что мне должно стать окончательно гнусно?
– Я не знаю, я не решал. Просто мне так кажется…
– И ты знаешь, – с энтузиазмом включился в новую историю папаша, – а как же плохо все у меня! И как трудно! Ведь один живу с матерью. Восемь лет, восемь лет я ухаживаю за матерью…
А вечером Крымов уже сидел в грим-уборной театра. Альберт поправлял грим, глядя на себя в зеркало, празднично отороченное горящими электрическими лампочками.
– Хочешь, в «бангладеш» сыграем? – добродушно спросил Альберта Крымов.
– А это что? – не понял Альберт.
– Хорошая игра. Я сам придумал. Вот назови какую-нибудь цифру.
– Ну, девятнадцать, – неуверенно отвечал Альберт.
– Значит, у тебя девятнадцать. Ставка принята. А я ставлю двадцать. И я выиграл.
– Счастливый! – порадовался за друга Альберт. – А у меня к тебе просьба. Ты знаешь, чего мне стоило зажить так, как я живу вот уже почти двадцать пять лет. Мне угрожали, но я выстоял. Ты меня никогда не осуждал за уход, может быть единственный из всех. Я знаю, что твое слово было решающим. Благодаря тебе в конце концов меня оставили в покое. Я тебе благодарен за это, Андрюша. Помоги мне еще раз. За мной оставался долг. Ты об этом не знаешь, и никто о нем не знает. Единственный человек, который знал, давно умер… И я забыл обо всем этом. У меня теперь другая жизнь, другие долги, другая мораль, все другое. А теперь этот ужасный долг всплыл. К тому же ты можешь себе представить, как он вырос за это время. Сегодня я встречался с…
– А я знаю, что он здесь, – не удивился Крымов.
– Он требует вернуть долг, – с ужасом сказал Альберт, но Крымов ужасной интонации не поддержал.
– Надо вернуть, – спокойно и рассудительно предложил Крымов.
– Я не могу, – уже почти с отчаянием продолжал Альберт. – Мне не из чего возвращать.
А в это время в зале Летнего театра опять давали «Сильву». Среди зрителей, в плаще и кепке, опираясь на кейс, сидел Аркадий. Он и был тем самым человеком, который вроде бы требовал отдать долг. Но теперь, глядя на Аркадия, это трудно было предположить: он смотрел на сцену с исключительной доверчивостью, живо реагируя на самые тонкие подробности незатейливого диалога:
1-й актер: Разрешите с вами говорить официально.
2-й актер: Пожалуйста!
1-й актер: И даже конфиденциально.
2-й актер: Пожалуйста!