В спальном крыле было потише; всеми
забытый зомби, методично и печально ощипывающий листья с некогда
раскидистого фикуса, при виде меня поспешно спрятался за высокую
кадку.
– Здравствуй, красна
девица! – приветствовала меня Велька, отрываясь от
потрепанного фолианта «Приворотные и отворотные зелья». – Ох,
до чего же ты красна!
– Н‑да, переборщила
немного, – призналась я. – У тебя нет какого‑нибудь
увлажняющего бальзамчика? Плечи словно горят.
Помимо благотворного действия солнца,
расцветившего кожу алыми жгучими пятнами, пребывание у озера
обернулось для меня доброй сотней зудящих волдырей от комариных
укусов. Велька порылась в стенном шкафчике, выбрала большую пузатую
бутыль, заткнутую винной пробкой, откупорила, подозрительно
понюхала и скривилась. Судя по ее лицу, травница мучительно
вспоминала, что же туда налито и не станет ли у нее одной подругой
меньше. Поразмыслив, Велька решила рискнуть, отдала мне бутыль и
вернулась к конспектам.
– Как знания? –
поинтересовалась я, пытаясь рассмотреть содержимое бутыли на свет.
Точно не поручусь, но там плавало что‑то вроде дохлой крысы,
невесть как пропихнутой сквозь узкое горлышко.
– Каша в голове, – честно
призналась травница, перелистывая страницу, из‑под которой
выскользнула на кровать сушеная веточка череды. – Такое
ощущение, что впервые вижу собственный конспект. А у тебя?
– И не спрашивай. – Я
вытряхнула на ладонь немного бальзамчика, оказавшегося густым и
прозрачно‑серым, с вкраплением каких‑то мелких лепестков. Как ни
странно, зуд он унял мгновенно, по плечам разлился приятный
холодок.
– Счастливая. У тебя экзамен
через полчаса, а у меня – завтра, – позавидовала Велька.
Подобное счастье казалось мне весьма
сомнительным. Едва я успела втереть в плечи последнюю порцию
бальзама, как в комнате, презрев приличия, материализовались Важек,
Темар и Енька. Последний держал под мышкой покорно обвисшего
Барсика. Хлебная должность школьного талисмана и природная жадность
обязали его слопать все дары, поднесенные адептами в преддверии
экзамена, и теперь черный кот висел на Енькиной руке мертвым
грузом, закатив глаза и лишь изредка шевеля хвостом, чтобы его по
ошибке не выбросили на помойку. У остальных был такой затравленный
вид, словно они кого‑то убили и хотят всучить нам труп на
хранение.