– Ладно, – проворчала я,
втайне радуясь нежданной передышке. Впрочем, довольно сомнительной
передышке. Кайел был нашей общей головной болью. Во‑первых, он
считал Лёна чем‑то вроде своей записной книжки и консультанта по
жизненно неважным вопросам, преследуя Повелителя, как голодный
слепень. Во‑вторых, твердо верил, что умирает от страшной болезни,
вот только никак не мог определиться от какой. Разочаровавшись в
Келле (несдержанная Травница, доведенная нытьем профессионального
больного до белого каления, высказала симулянту все, что о нем
думает, смертельно оскорбив несчастного страдальца), Кайел
переключился на меня. Все свои каникулы и преддипломную практику я
просидела в Догеве, собирая материал по свойствам уникального
природно‑магического явления, так называемого «эффекта черновика»,
попутно совершенствуясь во врачевании на страждущих добровольцах (с
ведома Лёна и Келлы; последняя охотно поручала мне несложные
операции вроде заговора прыщей и с еще большей радостью свалила на
меня Кайела). Этот относительно молодой вампир (лет сто восемьдесят
– двести) выглядел на все тридцать и, по нашему общему с Келлой
мнению, был здоров как бык. Тем не менее я добросовестно
осматривала его по любому поводу, честно пытаясь отыскать в
крепком, упитанном теле зловещие признаки надвигающейся кончины, но
тщетно. Брюшной тиф, чахотка, инфаркт, столбняк и гангрена
моментально отступали, стоило мне убедить Кайела, что они
проявляются совсем иначе. Он верил, но недолго. Уже через два‑три
дня он обнаруживал в себе новые симптомы и, стеная, бежал ко мне,
твердо веря, что одна я могу спасти его от неминуемой гибели.
Лёну приходилось еще хуже.
Единственной официально признанной болезнью Кайела был склероз.
Самое удивительное, Кайел игнорировал диагноз и возмущенно
отказывался от Келлиных эликсиров, улучшающих память.
Первое упоминание о Кайеле относилось
к осени позапрошлого года, когда Лён, издалека почуяв очередного
просителя, идущего к Дому Совещаний, подхватился с кресла и совсем
уж не по‑повелительски выскочил в распахнутое окно.
– Надоел мне этот тип хуже
горькой редьки, – жаловался потом Лён. – Дня без
Повелителя прожить не может. Вчера тоже приходил… в расстроенных
чувствах. Хомут у него пропал. Вернее, загулял парень вечерком и не
помнит, где распрягал лошадь. А мне копайся в его подсознании,
перерывай грязное белье. Тягается с разной ерундой, вместо того
чтобы поискать получше… – раздраженно добавил он.