– Вовсе нет. – Я прихлебнул чай. – Знаете, я вспомнил свою мать.
– Почему? – В вопросе еще звучал отголосок веселья.
Наступило молчанье.
– Ну да, ведь здесь ваша мать служила няней, – сказала миссис Айрес. – Помнится, я о ней слышала. Когда это было? Вероятно, незадолго до моего появления.
Она говорила так мягко и ласково, что я устыдился своей резкости.
– Кажется, мать оставила службу году в семнадцатом, – уже спокойнее ответил я. – Здесь она познакомилась с отцом, он был посыльным бакалейщика. Этакая любовь с черного хода.
– Забавно, – промямлила Каролина.
– Не правда ли?
Родерик молча стряхнул пепел с сигареты.
– Погодите… – Миссис Айрес встала. – Кажется… если не ошибаюсь…
Из обрамленных семейных фотографий на столе она выбрала одну и, держа на отлете, пристально в нее вгляделась, но затем покачала головой.
– Без очков не вижу, – сказала она, передавая мне старинное фото в черепаховой рамке. – Возможно, тут есть ваша мать, доктор Фарадей.
На твердой коричневатой карточке был изображен южный фасад дома – я узнал высокое французское окно, растворенное, как сейчас, навстречу полуденному солнцу, и комнату, в которой мы сидели. На лужайке перед домом расположилось все тогдашнее семейство Айрес, окруженное внушительным штатом прислуги. Экономка, дворецкий, ливрейный лакей, кухарки и садовники являли собой группу буднично одетых людей, которые не особо желали увековечиться и выглядели так, словно их оторвали от дел и согнали на полянку благодаря фотографу, запоздало осененному идеей общего фото. А вот члены семейства держались весьма непринужденно: в шезлонге восседала хозяйка дома – старая миссис Беатрис Айрес, бабушка Каролины и Родерика; положив одну руку ей на плечо, а другую небрежно сунув в карман мятых белых брюк, рядом стоял ее муж. У их ног чуть неуклюже развалился худенький пятнадцатилетний юноша, который потом станет полковником; на фото он был очень похож на Родерика. Возле него на клетчатом коврике расселись младшие сестры и братья.
Я вгляделся: самого маленького из них, извивающегося младенца, держала на руках светловолосая нянька. Когда «вылетела птичка», она откинула голову, оберегаясь от молотящих воздух ручонок, и потому вышла смазанной.
Каролина покинула диван и тоже склонилась над фотографией.
– Это ваша мать? – тихо спросила она, заправляя за ухо мочалистую прядь.