Она скомкала промокший носовой платок и швырнула его на пол.
– Господи, из-за чего сыр-бор… – Я поднял платок. – Год быстро пролетит, вот увидишь. А как повзрослеешь, он мгновеньем покажется.
– Сейчас-то я не старуха!
– Сколько тебе?
– Четырнадцать. Но здесь чувствую себя как в девяносто!
Я рассмеялся:
– Ладно, не дури. Что ж нам делать-то? Я должен как-то отработать свой гонорар. Хочешь, я переговорю с хозяевами? Уверен, они не желают тебе зла.
– Им нужно, чтоб я работала, и все.
– Может, мне связаться с твоими родителями?
– Умора! Мамаша шляется с мужиками, ей плевать, где я. Отец никудышный. Только и знает, что глотку драть. Целыми днями вопит и скандалит. Потом утихнет и ведет мать домой. И так каждый раз! Он потому и отдал меня в служанки, чтоб я не стала такой, как она.
– Тогда зачем тебе домой? Выходит, тут лучше.
– Я не хочу домой. Просто… сил моих нет.
Лицо ее потемнело в неприкрытом озлоблении. Теперь она казалась не ребенком, а кусачим зверенышем. Бетти заметила мой взгляд, и тень ее раздражения угасла. Ей снова было жалко себя – она всхлипнула и прикрыла опухшие глаза. Мы помолчали, я огляделся в этом тусклом подземелье. Бетти сказала правду: полная тишина как-то придавливала. Прохладный воздух был странно тяжел, – казалось, ты чувствуешь над собой дом и даже крапивно-сорнячный хаос сада.
Я подумал о матери. Наверное, она была моложе Бетти, когда нанялась в Хандредс-Холл.
– К сожалению, дорогуша, иногда мы вынуждены мириться с тем, что нам не по нраву, – сказал я, вставая. – Такова жизнь, и снадобья от этого нет. Может, порешим так: ты весь день проведешь в постели, будем считать это каникулами. Я не скажу мисс Айрес о твоем притворстве, но пришлю тебе желудочную микстуру – посмотришь на пузырек и вспомнишь, как едва не лишилась аппендикса. И еще я непременно попрошу мисс Айрес сделать так, чтобы твоя жизнь здесь была чуть веселее. А ты дашь дому еще один шанс. Что скажешь?
Секунду Бетти сверлила меня своими серыми бездонными глазами, потом кивнула и печально прошептала:
– Спасибо, доктор.
Она отвернулась к стене, показав бледный загривок и маленькие острые лопатки.
Коридор был пуст, но пес услышал хлопнувшую дверь и вновь залаял; стуча когтями, он выкатился из кухни. На сей раз псина неистовствовала слабее, а вскоре успокоилась до того, что радостно позволила себя погладить и потрепать за уши. В дверях кухни возникла Каролина; пропуская полотенце меж пальцев, она вытирала руки, как заправская домохозяйка. За ее спиной я разглядел коробку с проводками и звоночками, по-прежнему висевшую на стене, – надменное устройство для вызова слуг к царствующим особам.