- Да не знаю я! Не знаю, -
раздражённо прорычал Макс. - Наверное… в школу надо ходить чаще.
Всё, Даши, спи уже.
Рыжий опустил голову и спустя
мгновение захрапел. Храп был негромким, он почти сливался со
звуками степи, стрекотанием насекомых и завыванием ветра, поэтому
не было беспокойства, что привлечёт чьё-либо внимание. Макс всегда
удивлялся и даже немного завидовал умению Даши так моментально
засыпать за несколько секунд. У самого же в голове была куча
мыслей. Слишком многое нужно было обдумать прежде, чем уснуть.
Макс решил для себя, как только
вернётся домой, попробует выведать у матери подробности о прошлой
жизни за стеной и главное… об отце. Он взрослеет, в голову приходят
совсем другие мысли, хочется знать многое не только о жизни в
городе, но и о том, что происходит за стеной.
Он закрыл глаза и попытался
представить, каким был его отец, но образ в голове не появлялся, а
если б и появился, то был бы, скорее всего, сформирован рассказами
матери, нежели настоящими воспоминаниями. А воспоминаний то и не
было вовсе. Не помнил он его совсем. На этот раз не постесняется и
спросит у матери… Непременно спросит…
С этой мыслью Макс уснул…
Ал’Тáн приоткрыл глаза. На глиняном
потолке расползалось мокрое пятно, напоминавшее очертания одного из
древних материков, о которых он читал в старинных книгах. Очень
хотелось ещё чуток поспать, но нужно было вставать. Он высунул лапу
из-под одеяла. Почувствовав холодок, он не смог оказать
сопротивление сильному желанию спрятать лапу обратно в нагретое
местечко.
Была глубокая ночь, когда он получил
от хозяйки квартиры ключ, еле поднялся по скрипучей лестнице. Не
хотелось будить соседей. Открыл дверцу и, толком не осмотревшись,
рухнул в кровать без сил.
Поборовшись с собой ещё немного,
Ал’Тáн резким усилием откинул одеяло и встал с кровати. Он
огляделся и принюхался. В комнате пахло сыростью, заплесневелой
древесиной и чем-то ещё… похожим на едкий запах разлагавшейся
крысы.
Свет в комнату проникал с улицы через
единственное прямоугольное окошко с деревянной рамой, покрытой
когда-то давным-давно белой краской, пожелтевшей, усеянной
трещинками и заусенцами от старости. Окошко прикрывали выгоревшие
на солнце и не подходившие к нему по высоте занавески. Шторки
оставляли открытой снизу широкую область окна, сквозь которую в
комнату проникал солнечный свет и мощным потоком падал вниз,
образуя на дощатом полу яркую широкую полосу.