– Помоги ему, – попросила меня Ирка. – Он дурак – думает, ему это с рук сойдет!
– Дураков учить надо, – заметил я.
– Они его так научат, что мне придется с ним в больнице сидеть… Ты же знаешь, как я все это ненавижу… К одному – в тюрьму, к другому – в больницу, – смахнула она горючую пьяную слезу.
Я посмеялся:
– Еще кого-нибудь найдешь.
– Ну пожалуйста! – заныла она.
– Он же наркоман, зачем тебе такой? – проявил я почти отеческую заботу: все же не чужая.
– Ну и что, не человек, что ли? – парировала Ирка.
Ладно. «Светлой памяти Кегли посвящается»… – решил я и, вздохнув, отправился вслед за «похитителями наркоманов»: уличать меня в дискриминации было подло – я сам в Африке хлебнул этого дерьма.
Направление понятное – уборная. В туалете света было больше, чем во всем клубе, и ничего не мерцало, так что зона боевых действий была как на ладони, и она уже окрасилась кровью… И без того выдающийся нос Тимура разбух и кровоточил. На белом кафельном полу появились красные пятна.
– …Ну, ты всосал, пидор? – услышал я обрывок нравоучительной проповеди. – Я не мальчик за тобой бегать. Ты понял?
– Господа, – корректно вмешался я, – мне кажется, на этом экзекуцию можно закончить…
На самом деле я, похоже, вмешался напрасно: экзекуция и без меня подходила к концу… Но я же не мог просто стоять и смотреть.
Трое экзекуторов разом обернулись ко мне.
– Тебе че надо, мужик? – не особенно агрессивно поинтересовался искристый.
Я пожал плечами. Казалось, все должно было благополучно рассосаться: Тимура поучили уму-разуму – он явно все понял. Мне не было резону вписываться, если они на этом закончили…
– Ну так и иди отсюда, – сказал искристый.
– Это его дружбак, – заметил другой, глядя на меня совсем недобро.
– Дружбак? – оживился третий. – Ну так пусть он тогда денег даст… За дружбака.
– Господа, – примирительно поднял я раскрытую ладонь. – У меня нет враждебных намерений. Понимаю – у вас свои разборки, я тут только для подстраховки… Но принимать в ваших делах финансовое участие не намерен, предупреждаю сразу.
Они переглянулись. Может, конечно, я переусердствовал с лексикой, и они приняли меня за идиота, но у меня не было ни малейшего желания общаться с людьми на том языке, которым меня последние полгода пичкала окружающая среда. Я от него устал.
– Чего ты там гундосишь? – с брезгливой угрозой спросил один из них – коренастый, с выпуклым белесым шрамом над бровью. Несмотря на этот выразительный шрам, с чутьем у парня явно было плохо.