Я извлек из ножен меч, желая одного – зарубить проклятого Аппия, виновен он или нет, когда за спиной раздалось тихое покашливание. Мы одновременно обернулись, встретившись глазами с древним старцем с блестящей лысиной, гладко выбритым лицом и белесыми, выцветшими глазами.
– Слава Доброй Богине, я сторож. Ваш благородный отец находится здесь, – он протянул сухонькую ручку в сторону второй комнаты, готовый в любой момент отскочить.
– Ну вот, Кунтус! Я же сказал, что приведу тебя к отцу! – почти завизжал Цыпочка.
– Слышу. Не глухой, – улыбнувшись поганцу самой доброжелательной улыбкой «Черного паука», я взял его за запястье, стараясь оставить на нежной коже как можно больше синяков, и потащил за собой. Не то, чтобы мне хотелось, чтобы любитель крепких мужских объятий присутствовал на встрече, которую я ждал столько лет, просто, раз уж свалял дурака, не взяв с собой охрану, теперь приходилось держать мерзавца при себе. Вот так, почти что обнявшись, мы и вывалились в узкий коридорчик, ведущий в соседнюю комнату.
Нет, определенно, я не должен был волочь за собой эту женоподобную куклу, мне следовало не думать о нем, о засаде, охране, нужно было просто сосредоточиться, понять, чего ждут от меня мои враги.
– Стой! – Я рывком притянул на себя Аппия. Надо было что-то делать, нет, что-то понять, осмыслить. Что ждет меня впереди? Отец? Один или… или… перед глазами проплыло лицо матери, когда к нам в дом ворвались преторианцы. Она скорее умерла бы, нежели позволила постороннему читать на ее лице. Я тоже должен был держать себя в руках. Что сказала мама, увидев окровавленную тунику? Что это не одежда ее мужа. Она отреклась от отца, чтобы враги поняли, что женщина врет и на самом деле ее муж мертв. Что должен сделать я, когда увижу отца? Если я тоже отрекусь от него, наблюдающие за мной враги сделают вывод, что я пытаюсь выпутаться из ситуации. Потому что мой отец в плену, и, признав, что я его сын, я разделю с ним его участь. С другой стороны, если я признаю отца отцом, они либо поверят мне и убьют нас обоих, либо решат, что я играю, потому что мой настоящий отец на свободе. Стало быть, лучше сразу же отречься.
Если же мой отец пленен и я отрекусь от него, он сумеет понять меня, так как сам учил никому не доверять.
Итак, решено. Я должен войти и, если опознаю его, с ухмылкой признать, что ожидающий меня человек не мой отец. С ухмылкой или нет, это следовало решить на месте. Мама объясняла, что непосредственная реакция бывает более верной, нежели заранее заготовленная.