К тому времени, когда я ознакомилась с отчетами о здоровье матери, я уже знала, что сексуальное насилие – имело ли оно место однажды или продолжалось долгое время – травмирует не только физически; воспоминание о нем лежит тяжелым психологическим грузом и способно привести к эмоциональным и психосоматическим расстройствам, а также к проблемам в интимных отношениях. Разрушается способность завязывать глубокие отношения с другими людьми; человеку трудно верить в людей, чувствовать уверенность в себе, осознать себя как личность.
Мне также было известно, что сексуальное насилие лишает неокрепшую личность чувства независимости. Границы индивидуальности размываются, и человек уже не чувствует себя вправе предъявлять претензии к своей психической или телесной сохранности. По этой причине нередко дети, пережившие насилие, становятся неразборчивыми в связях в подростковом возрасте. Насилие посылает юной душе сигнал, который звучит так: «Все, что вы можете предложить, – это свою сексуальность, и у вас нет права ее сдерживать». Мальчики, мальчики, мальчики.
Потом приходит чувство вины. Кажется парадоксальным, что ребенок испытывает чувство вины, будучи жертвой насилия со стороны взрослого, которому невозможно было дать отпор. Но дети, как я узнала, по самой своей природе не способны порицать взрослых. Они обязаны верить, что взрослым, от которых зависят их жизнь и воспитание, можно доверять. Вместо этого ребенка охватывает и мучает чувство вины, часто не отпускающее всю жизнь, он становится угрюмым и подвержен приступам беспредметной тревоги и депрессии, способной передаваться по наследству.
Задолго до того, как я прочитала историю своей матери о насилии над ней, я узнала, что чувство вины и стыда, чувство, что тебе никогда не оправдать надежд, чувство ненависти к своему телу может омрачить всю жизнь. Эти эмоции могут переходить из поколения в поколение, передаваясь на клеточном уровне дочерям и даже внучкам. Вот чем отчасти объясняется мое сложное отношение к своему телу: страх не оправдать надежд!
После того как я прочитала историю матери в отпечатанном виде, с карандашными пометками на полях, сделанными ее мелким почерком, меня наполнили грусть и сострадание к ней, а также благодарность за то, что пятьдесят лет спустя рассказ о ее жизни дал мне возможность простить ее – и себя. И вновь захлестнуло осознание того, что