Конечно, довольно быстро об очевидных пристрастиях Александра Александровича стало известно, и ему пришлось иметь объяснения с Марией Александровной, которая нашла подобное поведение «неприличным». Ничего не оставалось, как подчиниться воле матери-императрицы. 19 июня 1865 года, как обычно, увиделся с М.Э. вроде бы случайно на живописной, так называемой Английской дороге, ведущей из Царского Села в Павловск. Он был верхом, она – в коляске с гувернанткой-англичанкой. Цесаревич пересел к ней, и началась беседа по-русски, на языке, не знакомом попутчице княжны.
Пошел дождь, они вышли из экипажа и встали под деревом. Здесь Цесаревич решился сказать неприятное для обоих. Александр подробно отразил этот эпизод в дневнике: «Я давно искал случая ей сказать, что мы больше не можем быть в таких отношениях, в каких мы были до сих пор. Что во время вечерних собраний мы больше не будем сидеть вместе, потому что это только дает повод к разным нелепым толкам, и что мне говорили об этом многие. Она совершенно поняла и сама хотела мне сказать это. Как мне ни грустно было решиться на это, но я решился. Вообще, в обществе будем редко говорить с нею, а если придется, то – о погоде или каких-нибудь предметах более или менее неинтересных. Но наши дружеские отношения не прервутся, и если мы увидимся просто, без свидетелей, то будем всегда откровенны». Дорогая «М.Э.» все прекрасно понимала, ей не надо было долго объяснять ситуацию.
Затем Двор переехал в Петергоф, и несколько последующих дней они не виделись. Хранительницей их тайны была подруга княжны и хорошая знакомая наследника Александра Жуковская[3], много раз в тяжелые минуты помогавшая им. Передавала записки и приветы, улаживала размолвки, охраняла их покой на прогулках, наблюдая за дорогой, как бы кто ненароком не появился. В периоды разлук Александра Васильевна непременно передавала Цесаревичу устные приветы от «дамы его сердца», что несколько согревало душу, но не доставляло большой радости.
Наконец, 27 июня они увиделись с княжной на обедне в дворцовой церкви, а затем на завтраке у Императрицы. По окончании трапезы Мари улучила удобный момент и подарила ему фотографию, где она была изображена в экипаже с Сашей Жуковской. На обороте значилось: «В воспоминание последнего дня в милом Царском». Того дня, когда состоялось то неприятное объяснение. На следующий день, 28 июня, Цесаревич записал: «В 9