— Затем... затем, что ничего не
просил. Ни тогда, в семнадцать, ни сейчас. И если б теть Маша
сказала: а вали-ка ты, племяш, на все четыре...
— Ты прекрасно знаешь, что Маша так
сказать не могла. Она действительно заботится о тебе, Александр,
и...
— И никак не может взять в толк, что
я о себе могу теперь и сам позаботиться!
— Потому что по тебе это не очень-то
заметно!
Очередной — пятый или шестой за
последние две недели — разговор на повышенных тонах, едва
начавшись, уже изрядно мне наскучил. Тем более что было совершенно
ясно: во-первых, никаких новых аргументов не прозвучит, а
во-вторых, ни хрена мы друг друга не понимаем. И даже не пытаемся,
что характерно, — не хотим.
Потому что лично мне глубоко по...
барабану проблемы в частности и мировоззрение в общем конторского
сидельца по гос-чего-то-там-охране… К слову, только сейчас я
запоздало сообразил, что даже не удосужился запомнить название
своей новой работы, не говоря уж о том, чтобы выяснить: а чем,
собственно, мне предстоит на ней заниматься.
А понять меня Серафим Петрович
попросту не сможет. Он-то не вглядывался до рези в глазах в темень
леса... сквозь амбразуру блокпоста. Не привык смотреть под ноги,
ожидая растяжку...
...не видел, что делает с человеком
удачный выстрел «шмеля»…
...и не пытался зажать разорванную
осколком артерию, чувствуя, как с каждой секундой из-под твоих
пальцев утекает жизнь лучшего друга.
И слава богу, что не сможет. Таких,
как я, должно быть как можно меньше! Вернее, таких, как я, быть
вообще не должно!
— Короче. — Я потянулся за еще одной
сигаретой. — Чего мне сейчас делать? Ехать с этой... Леночкой?
— Еленой Викторовной! — строго
произнес Серафим Петрович. — Для тебя она — Елена Викторовна!
♀
Я еле успела поджать ноги, как дверь
распахнулась. Звукоизоляция у нее была отличная: ни голосов, ни
шагов я не слышала, а крючиться у замочной скважины посчитала ниже
своего достоинства.
Саня заметно посвежел — в прямом
смысле слова. С мокрых волос капало на плечи, как будто Серафим
Петрович хорошенько помакал его головой в унитаз (по крайней мере,
мне было приятно так думать). Запах, правда, никуда не делся.
— Что ж, Елена Викторовна, —
преувеличенно бодро сказал шеф, — принимай молодого бойца под свое
командование. Обижать не смей, но и спуску не давай!