«Дама в черной перчатке» и другие пьесы - страница 11

Шрифт
Интервал
С камнем на шее в муть его лирических валов.
Лирик:
О да! Я знаю: весь мир – это длинная, нервущаяся кинемофильма
Окровавленных, прыгающих женских языков.
Художник:
Как на крыльях мельницы, в водовороте событий
Ты, желающий жить, успел истлеть!
Лирик:
Неправда! Посмотрите,
Да научитесь смотреть!
Снимите
С душ запыленный монокль тысячелетий,
Он врезался в душу и заставляет ее хрипеть,
А ведь у вас есть розовенькие дети!
Женщина:
Мы боимся города, когда он начинает скакать
С одной
Крыши на другую,
Как каменная обезьяна,
Поутру и
Порой
Вечеровой
Нас тысячью голосов пугать,
Вылезая, как из медальона, из тумана.
Мужчина:
У города нечищеные, желтые челюсти фонарей!
Другой:
Каждый день рушатся достраивающиеся скелеты!
Третий:
Трамвай слопал у меня пять детей!
Девочка:
Я не могу есть дома́, как конфеты.
Лирик:
Вырожденцы! Занавесьте суетою
Свой разговор!
Смотрите: день ночеет! В воздухе смуглеют почки!
Город взмахнул трубою
Завода, как дирижер,
И вставил огни витрин в вырез фрачной сорочки!
Смычок трамвая заскользил по лопающимся проводам,
Барабаном загудели авто по мостовой,
Все пляшет здесь и там,
Трам-бум-бам!
Научитесь каждый быть самим собой!
Художник:
Послушайте…
Лирик:
              Я и сам знаю, что электрической пылью
Взыскриваются ваши глаза, но ведь это потому,
Что вы плагиатируете фонари автомобильи,
Когда они от нечего делать пожирают косматую тьму.
Художник:
Послушайте…
Лирик:
              Вы скажете, что ваше сердце ужасно
Стучит, но ведь это же совсем пустяки;
Вы, значит, не слыхали входной двери: всякий раз она
Оглушительно шарахается, ломая свои каблуки.
Художник:
Нет, кроме шуток…
Лирик:
                    Вы уверяете, что корью
Захворало ваше сердце – но ведь это необходимо хоть раз!
Художник:
Вы в этом убеждены?
Лирик:
                    Хотите – с доктором поспорю!
У каждого бывает покрытый сыпною болезнью час!

Сутолока увеличивается. Проносится пожарная автомобилья. Факелы вместо фонарей. Она налетает на тэф-тэф похоронного бюро, перевертывает гроб и волочит труп по земле.

А вот, когда вы выйдете в разорванный полдень
На главную улицу, где пляшет хо́лодень,
Где скребут по снегу моторы свой выпуклый шаг,
Как будто раки в пакете шуршат, —
Вы увидите, как огромный день, с животом,
Раздутым невероятно от проглоченных людишек,
На тротуар выхаркивает, с трудом
И пища́, пищи излишек.
Следующая страница