Рядом с хижиной моею туша старого оленя —
Закипает котелок на тагане —
Я упорно шел по следу, и догнал его к обеду,
И убил его на горном валуне.
Я съедаю скромный ужин, сидя около залива,
Кижуч плещет в набегающей волне,
Я закуриваю трубку, и ложусь себе лениво
На поляну, в чужедальней стороне.
Далеки лощеный Лондон и Париж неугомонный,
Далеки, как краесветная звезда,
Далеки и шум, и спешка, и тревога, и насмешка —
Все, чем полнятся большие города.
А невольники Мамоны, состоятельные братья
Издеваются ехидно надо мной,
Был бы я богатым тоже, если б выпрыгнул из кожи,
Неустанно исполняя труд честной.
Но ласкает глаз и душу свежей зеленью опушка,
Звезды лилий распускаются у ног,
И веселые лягушки будят пением речушку,
И совсем неважно – кем же быть я мог.
А когда над темным лесом простирается сиянье,
Разрисовывая неба полотно,
Я могу улечься в клевер, слушать мерное журчанье —
Это лучшее, что Господом дано.
В сосняке глухарь токует, в речке плещутся форели,
Кугуара след змеится на снегу,
И зарянки на рассвете нескончаемые трели —
Эту землю я покинуть не смогу,
Ибо знаю, что мечтал бы о бревенчатой хибарке,
Той, где к стенам нежно ластится вьюнок,
Прокаженные столицы, озабоченные лица —
Эта жизнь мне не по сердцу и не впрок.
Бедолагой назовите и отправьте вон из Сити,
Дайте волю – да немного в кошельке,
«К искушениям Фортуны равнодушен он,» – скажите —
«Он не наш – и пусть гуляет налегке».
Я не ваш: давно знакомы мне морозные объятья,
Тропы дальние, походный бивуак;
Клятву верности природе я – за подписью с печатью —
Подтверждаю головой. Да будет так.
Перевод Ю. Лукача