Будучи заместителем Бека, Гальдер активно выступал за более решительные действия, особенно во время кризисной ситуации, связанной с отставкой Фрича, когда Гальдер настаивал на немедленном принятии самых жестких и решительных мер. Позднее, заняв пост, на котором ранее находился Бек, Гальдер признал, что был не прав: «Я понял, что вы тогда были правы. Только заняв этот пост, понимаешь, как велика ответственность, когда все зависит от тебя».
Те, кто пытался рассказать о Гальдере, тщетно старались найти яркие краски для описания в общем–то бесцветной и ничем особо не выделявшейся личности. Говорили, что он был похож на школьного учителя, мелкого чиновника или профессора. Хотя внешность его была запоминающейся: коротко стриженные волосы, усы, живое, подвижное лицо, казавшееся чуть перекошенным и обладавшее неким сардоническим выражением. Порой слишком много внимания уделяется тому факту, что он носил пенсне, а не очки или монокль. Многие носят то же самое, но их почему–то на этом основании не называют педантами, склонными обращать внимание на всякие мелочи. Гальдер был вполне живой человек, его можно было легко завести, и тогда становилось ясно, что это человек немалых страстей и темперамента; его уж никак нельзя было назвать флегматиком. Те, кто знал его близко, говорили, что у него часто появлялись на глазах слезы, если что–то брало его за душу.
Конечно же отвращение Гальдера к Гитлеру не привело к уменьшению или сокращению тех контактов, которые ему приходилось иметь с ним по служебным делам как начальнику Генерального штаба сухопутных сил. Уже самая первая встреча с Гитлером после назначения Гальдера на новый пост укрепила его во мнении, что Гитлер является отъявленным лжецом. После одного замечания Гитлера последовал следующий обмен репликами:
«Гитлер. Вы должны с самого начала понять и запомнить одну вещь: вы никогда не узнаете о моих мыслях и намерениях до того, как я отдам приказ.
Гальдер. Мы, солдаты, привыкли к четкому и ясному выражению мыслей.
Гитлер (улыбаясь и делая отрицательное движение рукой). Нет, в политике все по–другому. Вы никогда не узнаете, что у меня на уме и о чем я думаю на самом деле.
А людям, которые хвастаются, что они знают мои мысли, я лгу еще больше»[14].
Гальдер ясно понял, что Гитлер не собирается и дальше терпеть то, что он пренебрежительно назвал «комплексом Бека» среди военных, имея в виду тезис о том, что Генеральный штаб является совестью армии и не может согласиться с безответственным использованием вооруженных сил. Это только еще усилило отвращение Гальдера к нацистскому режиму и лично к Гитлеру, и это чувство в дальнейшем не ослабевало, внушая надежду членам оппозиции, что в решающий момент Гальдер будет их союзником. Однако вопреки этим ожиданиям зачастую он оказывался совершенно равнодушным к их усилиям, а также, что было еще хуже и имело роковые последствия, выражая вначале оппозиции поддержку, в острой ситуации он уходил в сторону. Этим он напоминал лошадь, которая сначала буквально рвется к тому, чтобы преодолеть барьер, но останавливается, когда наступает момент прыжка. Это, конечно, не говорит о том, что ему вообще не хватало решимости и выдержки. Нет никаких оснований утверждать, что у него не хватало «мужества на поле боя» или что он терял голову в критических ситуациях. Следует помнить, что начальник штаба вооруженных сил в Германии нес прямую ответственность за проводимые операции, в то время как Верховный главнокомандующий принимал решения лишь по главным, основополагающим вопросам. Как и большинство тех, кто занимал этот пост, Гальдер хорошо справлялся с возложенными на него задачами, а порой действовал просто великолепно, показав себя профессионалом высокого класса. Ряд его положительных и сильных качеств проявился в ходе допросов во время ареста в 1944—1945 годах; он проявил себя самым наилучшим образом, сумев выдержать жесточайшее давление, которое на него оказывалось. Один из видевших Гальдера в концлагере характеризовал его как человека «с самыми сильными нервами» среди всех высокопоставленных заключенных