– Не знаю я ничего, Петер.
– Его голуби стоят по пять тысяч крон, не меньше. Мог бы их продать или подарить кому, ненормальный. Что же он натворил? Отравил их газом или подсыпал мышьяка? Никак не возьму в толк! И не появился на соревнованиях, хотя у него были все шансы выиграть. Понятное дело, все удивились. Мог бы и позвонить, предупредить. Видать, кто-нибудь ему что-то поперек сказал, вот он с катушек и съехал.
– Ты уверен, что они все подохли, а не только те, что лежат в тазу у двери? – с усталостью в голосе уточнила Берит.
Ей пришлось присесть, иначе она бы свалилась в обморок. В голове звенело, а голос Петера то накатывал, то отступал, словно волны.
– Проходи, Петер, не стой в дверях.
– Все голуби! Я пересчитал их. Там даже на одного больше. Ума не приложу, что произошло. Чего это с ним?
– А ты пробовал позвонить ему на мобильный? – спросила Берит, потерев глаза и поправив халат. Не дело ходить полуодетой, когда у тебя гости. – Я тут прилегла ненадолго, я что-то приболела, – извинилась она и еще туже затянула пояс халата. – Рубену тоже нездоровилось, когда я заходила к нему вчера. Он весь день не вставал, и мне пришлось пойти задать корму голубям. Неужто я где-то ошиблась? Дала им не те зерна? Ой как нехорошо, если все из-за меня. Что люди скажут?
– Я ему раз двадцать звонил. Может, с ним беда какая случилась? Может, он с собой чего сделал? Только подумай, сначала голубей порешил, а потом и себя заодно, а? С него станется. Очень надеюсь, что я ошибаюсь, но надо бы пойти проверить.
– Не знаю, смогу ли я пойти с тобой, я неважно себя чувствую. Грипп, наверное, подхватила или что-то в этом роде. Или, чего доброго, сморчками отравилась, Рубен тоже их ел. Но ты прав, стоит пойти посмотреть.
С этими словами Берит, шатаясь, вышла в прихожую и открыла наружную дверь. Дневной свет резал глаза, голова кружилась, и во всем теле ощущалась слабость.
– Разреши, я возьму тебя под руку, Петер. Надеюсь, никто не увидит, а то что народ подумает. Но иначе я не дойду.
– Берит, а я думал, ты так никогда и не попросишь, – громко рассмеялся Петер, как только он умел, и приобнял ее. – Мне, милочка, и не такое предлагали.
Они постучались с черного хода, но никто им не ответил. Дверь была заперта. Парадный вход через застекленную веранду никогда не использовался, и здесь тоже было заперто. Ничего другого ожидать от старика и не приходилось. Берит и вовсе растревожилась. Если это она отравила Рубена Нильсона, то как же ей теперь с этим жить. А еще повариха называется!