– Придется нам вломиться самим, – констатировал Петер Седеррот. – Если хотим наименьших разрушений, то, наверное, через окно. Надо выбить стекло.
– Нет, ну так же нельзя. Вдруг нас кто-нибудь заметит и что тогда подумают?
– Да наплевать. Сейчас некогда осторожничать. Лучше разбить подвальное окошко – дешевле всего. Но я в него не пролезу, – сказал Петер, положив ладони на пузо размером с бочонок. – А вот если тебе попробовать…
– Ни за что в жизни! – наотрез отказалась Берит, ловя воздух ртом. Она бы никогда не решилась, да и сил ей не хватит. – Даже и не думай! – Безусловно, ее талия в обхвате поменьше, чем у Седеррота, но не намного. От одной лишь мысли о том, чтобы выставить себя на смех, у нее перехватило дыхание.
– Ну, тогда кухонное окно.
Что касалось Петера Седеррота, то от слова к делу он переходил моментально. Берит еще не успела закрыть рот, как он уже снял с ноги деревянный башмак и разбил стекло, после чего принялся убирать осколки из рамы.
– Вижу ключ, вон он в замке. Сейчас я открою тебе, – произнес он и забрался в окно с неожиданной ловкостью.
– Осторожно, не порежься о стекло на полу.
– Вот черт! – Седеррот покачнулся и наступил на стекло рядом с башмаком, сильно порезав пятку. – Кровищи-то сколько. Нужно сначала перевязать ногу, а потом я тебе открою, – прокричал он из темноты. – Возьму полотенце, ничего не остается, тут ведь темно как в могиле, хоть глаз выколи. М-да, основательно порезался.
– Он даже не притронулся к еде, что я ему принесла, – заглянув в холодильник, констатировала Берит, когда Петер впустил ее в кухню. Тушеные грибы так и стояли в мисочке, а на тарелке лежал омлет.
Прихрамывая на одну ногу, со ступней, обвязанной цветастой тряпкой, Петер стал подниматься по лестнице на второй этаж, где находилась спальня Рубена. Берит присела на стул, бессильно сложив ладони на коленях. Больше ей и шагу не сделать, ноги просто не слушаются. Пусть Седеррот говорит что угодно. Через пару минут он снова показался на лестнице. У Петера было странное выражение лица. Ловя взгляд Берит, он так крепко вцепился обеими руками в перила, что косточки побелели. Казалось, он сейчас разрыдается или рассмеется или и то и другое одновременно. Неприятное зрелище, подумала Берит.
– Что такое, Петер? Ты сам на себя не похож.