Драконы растут и быстро, и медленно. Быстро обретают
сообразительность, но полной силы достигают лишь за несколько
человеческих жизней, и остаются потом такими же —
долго-долго.
— Не всё, — кивнула она и вновь улыбнулась — устало,
как после долгой-долгой работы. — Падать-то я падала, сквозь серую
мглу, а потом вдруг ррраз — и как подхватило, как понесло, мир под
нами закружился, завертелся, заблистал — я жизнь почуяла. Сила
хлынула, да не такая, как прежде, непривычная, словно… словно
горькая.
— Горькая сила? — не понял он. — А раньше какая
была?
— Раньше безо всякого вкуса, — терпеливо пояснила
Аэсоннэ. — А теперь есть. Только горький. Такой, знаешь… как
пиво.
— Это ещё не самое плохое, — попытался он
пошутить.
— Не самое, — кивнула она. Глаза вспыхнули — старой,
былой силой и памятью истинных драконов, хранителей Кристаллов
Магии Эвиала. — Сила меня и спасла, хоть и горькая. Время… — Аэ
запнулась, — дикие фокусы выделывало. Такие, что и сказать нельзя.
То ли вскачь, то ли потоком-водопадом, и каждая капля… да нет, нет,
чепуха.
— Чепуха? В чём чепуха?
— Каждая капля — это мир, — отчего-то шёпотом
проговорила драконица.
— Капля времени? — совсем растерялся
некромант.
— Или не-времени. Может, пространства. Не знаю, не
спрашивай пока. В общем, потом все эти штуки кончились, и я горы
увидала. Горы как горы, старые, со льдами. Вулканы кой-где имеются.
И на них-то мы и опустились. Ты был, — она зарумянилась, — словно
во сне, но прежний ты. Как я тебя всегда помнила. Без… без
примесей.
— Каких ещё примесей?!
Драконица избегала его взгляда.
— Тьма… — наконец прошептала она.
— Тьма? Вот ещё, что ж это за
«примесь»?
— Есть тьма — и тьма, — она прикусила губу, брови
изломились. — Даже нет, тьма, тьма и тьма. Целых три, говорит мне
память крови. Одна — просто сила, как свет. Другая — просто
темнота, как ночью. И третья… —Аэ заколебалась.
Он покачал головой. Память играла с ним в прятки —
высовывалась и вновь исчезала, имена без образа и образы без
имён.
— Та ипостась великой Тьмы, что есть чистое
разрушение.
— Разрушитель… — вдруг вспомнил он. — Так меня
звали…
Аэсоннэ вздохнула, коснулась его лба прохладными
невесомыми пальчиками, такими обманчиво-нежными.
— Разрушитель — это просто орудие, — сказала
наконец, словно утешая тяжело больного. — Топор дровосека. Он
свалит дерево, но обогреет семью. А та тьма, о которой я — это
совсем иное. Это жажда рубить просто для
удовольствия.