— Постарайся развернуться и вылезай. Пол на расстоянии
полуметра, выйдешь – сразу отходи в сторону и жди меня. Пошёл!
* * *
Полуметра? Да его вообще не видно! Плетнёв не успел толком
осознать, что происходит: увидел только, что его ноги принялись
удлиняться, утончаться, и с огромной скоростью понеслись вниз, во
тьму. А потом словно кто-то поймал его за ноги – обхватил,
опрокинул, потянул туда же. Плетнёву захотелось закричать от
страха, но не сумел, подавился криком. А ноги тем временем
принялись сокращаться, укорачиваться – столь же стремительно.
Плетнёв закрыл глаза, чтобы не видеть этого ужаса.
Под ногами возникла прочная опора. И никакого удара, ничего
такого. Плетнёв открыл глаза – понял, что вокруг светло, и что
потолок где-то наверху, в невообразимой дали. Даже удивиться не
успел: вокруг всё плыло – ничто не стояло ровно, по всему шла рябь.
И снова закрыл глаза. Позади щёлкнуло, и – кто-то спрыгнул на пол,
судя по звукам.
— Что случилось? – голос Травматурга. – Что ты видишь?
— Всё плывёт, – сумел ответить Плетнёв. – Как будто волны.
— Понятно. Могло быть хуже. Закрой глаза, мы уже почти
добрались. Сейчас я протяну тебе локоть – хватайся. Правой рукой.
О, и вы уже здесь! Отлично! Помогите ему дойти.
— Что такое? – низкий, приятный женский голос. Захотелось
открыть глаза... но Плетнёв сумел себя перебороть.
— Похоже, поймал Алису, – голос Травматурга. – Вадим, бери меня
за локоть. Вот так. Старайся не падать, иди медленно. Тебя сейчас
возьмут за левую руку, не пугайся.
Прикосновение оказалось мягким и приятным.
— Ничего страшного, это скоро пройдёт, – тот же голос. –
Молодцы, что сумели пробиться. Так... иди осторожно, тут ступенька,
перешагивай. Вот так. И ещё немного...
Щелчок, слабый скрип. Другое ощущение пространства вокруг,
другие запахи.
— Всё, сейчас я тебя отпущу. Позади тебя кресло, осторожно
садись и медленно открой глаза. Вот так, молодец.
Такое странное произношение, успел подумать Плетнёв. Вроде бы
всё верно, но чувствую, что русский – не родной для неё язык. Он
попробовал открыть глаза, но веки стремительно тяжелели, накатывала
слабость – но теперь несла не дурноту и ужас, а спокойствие и
тепло.
— Устал, бедняга, – успел ещё услышать Плетнёв, а потом тьма
сомкнулась над последними искорками сознания.
Проснулся – словно включился. Плетнёв открыл глаза, и понял: не
дома. Отчего-то первые несколько секунд воспоминания о безумном
недавнем дне показались всего лишь странным и жутким сном. Но вот
открыл глаза, и понял – где угодно, только не дома. Незнакомая
комната. И похожа, если уж начистоту, на больничную палату.