Рассматривая поведение четырехлетнего ребенка относительно повторившейся первичной сцены или даже размышляя над гораздо более простыми реакциями на нее полуторагодовалого ребенка, трудно отказаться от мысли, что своего рода четкая осведомленность или, если можно так выразиться, предварительная готовность к пониманию присутствует у него уже в таком раннем возрасте. Мы не можем сформировать здесь более дифференцированного представления; в нашем распоряжении имеется лишь одна аналогия – правда, достаточно удачная – устойчивые инстинкты животных».
В свете представленных ранее архивных сведений уместно задать следующий вопрос. В случае с пациентом Фрейда имеем ли мы дело с единичным наблюдением, или же ребенок наблюдал подобные сцены на протяжении многих лет?
Предположения Фрейда о наследовании приобретенных свойств находятся в противоречии с открытиями современной генетики[118]. Даже если генетические исследования на вирусах в целом подтвердили бы возможность такой передачи, это все равно не могло бы служить свидетельством возможности наследования таких психических феноменов, как эдипов комплекс, врожденное знание о половых сношениях, чувство вины за убийство отца и т. д.
Можно ли период жизни, скрытый инфантильной амнезией, период, когда навыки членораздельной речи еще не приобретены и словесное отражение окружающего мира еще не может быть полным, считать столь важным для всего последующего развития личности? В этом смысле весьма уместно будет вспомнить, что Фрейд называл время от рождения до конца третьего года жизни «доисторической эпохой».
В изучении раннего детства Фрейда я уделяю особое внимание тому факту, что оно проходило в бедности и скученности. Жизнь вместе со взрослыми в комнате, где родилось трое детей, в которой любили и умирали, оставила заметный след на психике маленького мальчика. Судя по тому, что нам известно о взрослом Фрейде, он был весьма восприимчивым и любопытным ребенком, стремящимся узнать и понять все вокруг. Несколько позже я еще вернусь к проблеме возможного влияния этих детских впечатлений и также к вопросу о том, знал ли Фрейд о существовании второй жены своего отца.
Вновь обращусь к реконструкциям, которые Фрейд представил в октябре 1897 г. В том же письме (от 15 октября), где Фрейд говорил о подтверждении справедливости своей реконструкции касательно няни, он также поведал о своем открытии «эдипова комплекса» и его универсальности. Свою концепцию он представил удивительно сдержанно: