Поскольку он, очевидно, надеялся, что я помогу ему покинуть этот мир, как помог Элвису, я прочитал несколько его биографий. Конечно, знал о нем гораздо меньше, чем о Короле, но представлял себе, что нужно сказать в этот момент.
– Роберт Митчум[19] однажды признал, что вы – единственный человек, с кем он боится драться, хотя был в полтора раза крупнее вас.
Председатель стушевался и пожал плечами.
А я, взяв завернутый в полотенце мешочек с кубиками льда и приложив к шишке, продолжил:
– Митчум говорил, что может сбить вас с ног, даже и не один раз, но знает, что вы будете подниматься и отвечать ударом на удар, пока один из вас не упадет замертво.
Мистер Синатра знаком показал, что Митчум его переоценивал.
– Сэр, но именно это мы имеем. Вы пришли за помощью, но продолжаете сопротивляться ее получению.
Двумя неделями раньше он устроил мне полтергейст. Моя коллекция книг о нем поднялась и закружила по комнате.
Призраки не могут причинить нам вред напрямую, даже злобные призраки. Это наш мир, и нет у них над нами власти. Их кулаки проходят сквозь нас. Ногти и зубы не могут разодрать кожу и пустить нам кровь.
Однако, в должной степени разозлившись, черпая энергию из бездонных колодцев ярости, они могут воздействовать на неодушевленные предметы, приводя их в движение. И если вас раздавит в лепешку брошенный призраком холодильник, едва ли принесет утешение мысль о том, что рука призрака не могла причинить вам вреда.
Мистер Синатра – не злобный призрак. Он раздражен тем, что все так сложилось, какой бы ни была причина, боится покинуть этот мир… хотя никогда не признавался в этом страхе. Церковь он счел заслуживающей доверия уже в зрелом возрасте и теперь не очень-то понимал, на какое может рассчитывать место в вертикали святого порядка.
Биографии не отлетали от стен, словно брошенные с дикой силой камни, но кружили по комнате, как лошадки на карусели. Всякий раз, когда я пытался схватить какую-нибудь, она от меня ускользала.
– Мистер Митчум говорил, что вы будете подниматься и отвечать ударом на удар, пока один из вас не упадет замертво, – повторил я. – Но в этом поединке один из нас уже мертв.
Его солнечная улыбка сменилась ледяной, потом исчезла вовсе. К счастью, периоды плохого настроения у него не затягивались.
– Вам нет никакого смысла сопротивляться мне. Никакого. Я хочу только одного – помочь вам.