.
Микеланджело, однако, заупрямился. Он ставил свои условия, требовал, чтобы Юлий II дал ему закончить гробницу, и намеревался работать над ней уже не в Риме а во Флоренции. Когда же Юлий II пошел войной на Перуджу и Болонью[93] и послания его стали еще более грозными, Микеланджело подумывал даже перебраться в Турцию: через францисканских монахов султан приглашал его в Константинополь строить мост из Стамбула в Перу[94].
В конце концов Микеланджело все же пришлось покориться, и в последних числах ноября 1506 г. он скрепя сердце отправился в Болонью, которую Юлий II незадолго перед тем взял приступом.
«Как-то утром Микеланджело пошел к обедне в собор Сан-Петронио. Конюший папы его узнал и повел к Юлию II, сидевшему за столом во дворце Шестнадцати.
Папа сердито сказал Микеланджело: «Тебе следовало явиться к нам (в Рим) а ты дождался того, что мы пришли к тебе (в Болонью)». Микеланджело преклонил колено и во всеуслышание просил прощения у папы, говоря, что руководил им не злой умысел, а раздражение, – он не мог примириться с тем, что его так грубо прогнали из дворца. Папа сидел молча, опустив голову, весь багровый от гнева. Тогда присутствовавший при этом епископ, посланный Содерини, с тем чтобы он вступился за Микеланджело, решил вмешаться и сказал:
«Ваше святейшество не должны обращать внимания на его глупость: он согрешил по невежеству. Художники только у себя в мастерской что-то соображают».
Папа, окончательно рассвирепев, закричал на епископа:
«Ты сказал ему грубость, которой мы ему не говорили. Невежа не он, а ты сам! Ступай… Убирайся к черту!»
И так как епископ не трогался с места, слуги папы вытолкали его взашей. Излив свой гнев на злополучного прелата, папа велел Микеланджело приблизиться и простил его[95].
К несчастью, чтобы жить в ладу с Юлием II, надо было выполнять его прихоти, а у его святейшества явилась новая фантазия. Он уже не помышлял о гробнице; ему хотелось, чтобы в Болонье была воздвигнута его бронзовая статуя колоссальных размеров. Напрасно Микеланджело доказывал, что «ничего не смыслит в отливке бронзы». Пришлось ему изучить литейное дело. Он работал не покладая рук, ютился в жалкой каморке, где стояла одна-единственная кровать, на которой художник спал с двумя своими помощниками-флорентийцами – Лапо и Лодовико – и литейным мастером Бернардино. Год и три месяца прошли в непрерывных волнениях и заботах. Он узнал, что Лапо и Лодовико его обворовывают, и перессорился с ними.