Но вместо прямого ответа, Сударов процитировал стихи:
– Нет, я не Байрон, я другой…
Нет, я не Бареш, я другой,
Еще неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.
И спросил учительским тоном:
– Чьи стихи, как вы думаете?
– Лермонтова, конечно.
– Молодец, знаете русскую классику.
– Вообще-то, я Литературный институт заканчивала. Грех было бы не знать. И, к тому же, Лермонтов – один из моих любимых поэтов.
– А к Пушкину как относитесь?
– Пушкин – стопроцентный гений. Благодарна ему за русский литературный язык. До Пушкина такого шикарного языка у нас не было. Но сердце больше любит Лермонтова.
– Почему?
– Лермонтов – надрывнее. Он знает, что такое одиночество. «И скучно, и грустно, и некому руку подать В минуту душевной невзгоды…» Мне тоже это хорошо знакомо.
– Но вы же не одинокий человек. У вас есть муж и дети.
– Это так. Но что такое одиночество, я знаю…
* * *
Мы шли узкой тёмной аллеей… И как он будет возвращаться один во тьме? – думала я. Надо будет его проводить.
– А вот и мой дом, – сказала я. – Мы живём на 13-м этаже, вон там наша лоджия. Правда, во тьме её плохо видно. Но днём её видно очень хорошо. Её трудно не заметить, потому что только одна наша лоджия увита диким виноградом. А ещё на ней поёт петушок.
– Петушок?.. – удивился Сударов.
– Ну, да. А вы разве не слышали пения нашего петушка?
– Почему-то нет…
– Однако, весь микрорайон знает и любит нашего петушка. Когда будете идти на почту или в «Биллу», – прислушайтесь. Он очень звонко поёт!
– Хорошо, – пообещал Сударов. – Буду иметь в виду.
– Спасибо вам за этот вечер, за интересное общение.
– И вам спасибо, – сказал он.
– Уже темно. Как быстро стало темнеть… Я буду переживать, как вы дойдёте до своего дома. Давайте я вас провожу. Хотя бы до светлого места, до «Биллы».
– Да ну что вы! – сказал он. – Нормально дойду, не беспокойтесь.
И тут я набралась нахальства и сказала:
– А можно я вам звякну?
– Что?.. – не понял он.
– Звякну. В смысле – позвоню. Можно? А то буду волноваться о вас.
– Да, конечно.
Он сказал номер своего телефона – и я даже не стала его записывать. Потому что запомнила мгновенно – как будто знала всегда. Первый случай в моей жизни. Вообще-то, я плохо запоминаю цифры.
Он вернул мне куртку, хоть я просила не скидывать её, чтобы не простудиться. «Вернёте завтра», – говорила я. Но Борис Иванович уверил меня, что не простудится.