Такие места, говорил иногда кардинал де Пенья, назначаются свыше. Если уж родился и оказался так высоко, что орлы боятся залетать, – терпи и делай то, что должен. Ты себе не принадлежишь, ты принадлежишь другим.
– Так, мы едем во Флоренцию. Хорошо. Прекрасные флорентийки будоражат воображение. Ты же еще там не бывал и их не видел, – продолжал Лоренсо.
– А ты бывал?
– С твоим отцом, однажды. Несколько лет назад. Помнишь?
– Нет.
– Ах да, ты тогда находился в Испании. Прекрасные каталонки…
– У тебя все женщины прекрасны.
– Да, – согласился Лоренсо, – все прекрасны. А разве нет?
– Да.
– Вот Леокадия…
– Не говори мне о Леокадии, – поморщился Рамиро.
– Она-то о тебе говорит.
– Мы поссорились.
– Опять? На сей раз из-за чего?
– Она не хочет, чтобы я ехал.
– Предчувствия? Страшные сны? Бродячая цыганка нагадала?
– Всего лишь желание обо мне позаботиться.
– Она твоя сестра, мой друг Рамиро. Конечно, она о тебе заботится.
– Конечно, – сказал Рамиро, – заботится.
Он прошел к письменному столу, снял сюртук, расстегнул жилет и сел. Перья наточены, бумаги громоздятся растрепанной кучей, и пальцы синие от чернил. Красота. Эдем.
– А я бы на твоем месте почаще заходил к Леокадии, – заметил Лоренсо, жуя персик. – И смотрелся в ее дорогие, очень дорогие зеркала. Чтобы ужаснуться и понять, что спать иногда нужно. Ты сейчас выглядишь на все сорок.
– Не преувеличивай, – нахмурился Рамиро и уставился на листок, исписанный мелким почерком в замысловатых завитушках. Вот же пишет секретарь де Моралеса! Отвратительно пишет. С ходу не разберешь. Рамиро придвинул поближе пятисвечный канделябр, капнул на руку горячим воском и зашипел.
– Я не преувеличиваю. Я тоже о тебе забочусь. Хоть ты и не мой брат.
– Иногда я об этом жалею, – буркнул Рамиро, вчитываясь в законопроект.
– Почему? – жизнерадостно вопросил Лоренсо.
– Я бы тогда с тобой в детстве дрался. И сейчас подраться бы мог. На родственных правах. А так… Негоже бить собственного начальника стражи. Это недостойно, как сказал бы мой учитель этикета.
– Все вы сочиняете, ваше высочество, как английский поэт Вильям Шекспир, – сказал образованный Лоренсо и поднялся. – Ни разу не видел, чтобы вы дрались со своим братом. Хотя вот кого следовало бы иногда поколотить, так это его высочество Марко Хулиана Умберто. Может, тогда бы он поумнел.