—
Ну, — не совсем понимая, к чему ведет Гармаш, кивнул
майор.
—
Дальше у нас что? Правильно, Емельяново. Оттуда и до Красноярска
рукой подать. Понимаешь?
Селезнев снова кивнул и отхлебнул давно
остывший чай из граненого стакана в подстаканнике с эмблемой
Ракетных войск.
—
А мы ведь, Женя, не в тундре глухой отстрелялись. И не в тундре
теперь по запасным путям прячемся. Вопрос у меня, товарищ майор:
люди-то все где?
—
Прячутся, — просто ответил Селезнев. — Чекисты, которые нас сюда
отправили, про какие-то лагеря говорили, пункты эвакуационные.
Вроде как собирают население поселков и подальше от зоны возможного
заражения вывозят.
—
Под Абакан, — уточнил Гармаш. — По нему ракетами не били, хрен
правда поймет теперь, почему.
—
Может по Абакану такие же пиздроны как мы должны были ударить, с
неисправной пусковой установкой? — Чуть улыбнувшись, предположил
майор.
—
Может, — полковник продолжал задумчиво смотреть в окно. — Просто
страшно без людей, Женя. Страшно и неправильно. А скоро будет еще
страшнее.
***
Протяжная трель коммутатора системы
внутрипоездной связи выдернула полковника из тревожной дремоты.
Потирая рукой опухшие от недосыпа глаза, он подскочил к висевшей на
стенке купе телефонной трубке и скороговоркой ответил:
—
Гармаш, слушаю!
—
Товарищ, полковник, говорит старший прапорщик Сергеев, третий пост!
— раздалось из динамика. Гармаш внутренне напрягся: третий пост —
хвостовой купейный вагон. Он тоже считался жилым, но из соображений
безопасности там оставили только группу наблюдения, состоявшую из
трех человек. Наверняка, Сергеев заметил что-то необычное на путях
и теперь очень хочет поделиться этой не самой приятной
новостью.
—
Гости? — сухо поинтересовался Гармаш.
—
Так точно! Вроде как локомотив, метров... метров четыреста прямой
видимости. Дымит сильно, тепловоз! Приближается, моргает
прожектором... ответить хвостовыми огнями?
—
Еб... — чертыхнулся полковник. — Так, тепловозу не отвечать!
Наблюдайте за ним.
Переключившись на систему общего оповещения,
Гармаш несколько глубоко вдохнул, успокаиваясь, медленно выдохнул и
скомандовал:
—
Экипаж, внимание! Боевая тревога! Вскрыть комнаты хранения оружия,
группе охраны — готовность две минуты!..
***
Видавший виды желто-оранжевый тепловоз с
мощным отвальным щитом перед кабиной машиниста издал протяжный
гудок и остановился, не доехав до ракетного поезда метров
пятьдесят. Зашипел воздух, спускаемый тормозной системой,
громыхнули автосцепки. За тепловозом тянулись две обшарпанные
грузовые платформы, на которых стояли бронетранспортер с обгоревшим
бортом и тентованный армейский грузовик. Несколько минут ничего не
происходило. Тепловоз чадил в небо густым дизельным выхлопом, а
замерший на путях ракетный поезд не подавал признаков жизни.
Внезапно три хвостовых огня ракетного поезда несколько раз моргнули
красным светом. Торцевая дверь последнего вагона открылась, и из
нее сноровисто выпрыгнули несколько бойцов в тяжелых бронежилетах и
баллистических шлемах. Следом показался полковник Гармаш, сменивший
офисную форму на общевойсковой камуфляж. Кроме табельного пистолета
в поясной кобуре, оружия при нем не было. Бойцы заняли позиции по
бокам железнодорожной насыпи, но стволы автоматов пока не
поднимали, нервно поглядывая на полковника. Тот поднял правую руку
и помахал стоящему перед ними тепловозу. Над отвальным щитом
коротко моргнул прожектор, и из кабины на рельсы спрыгнул невысокий
коренастый человек в темной куртке, накинутой поверх штурмового
комбинезона. Махнув рукой полковнику, он достал из внутреннего
кармана пачку красного «Винстона», закурил и неторопливо двинулся в
сторону ракетного поезда.