– А арабы были еще глупее египтян, – закончил он за нее, покачав головой.
– Ты так думаешь? – ответила она, подняв руки к своему левому уху. – Ладно, мы не будем иметь с ними ничего общего. У меня есть кое-что понадежнее и лучше – амулет, который когда-то, очень давно, дал одному из наших людей персидский маг. Вот, посмотри, слова, которые были вырезаны на нем, почти совсем стерлись.
С этими словами она протянула ему серьгу, которую он взял, бросил на нее мимолетный взгляд и тут же вернул сестре.
– Даже если бы я умирал, Тирца, я не смог бы использовать этот талисман. Это ведь пережиток идолопоклонства, запрещенный всякому правоверному сыну и дочери Авраама. Возьми и никогда больше не надевай его.
– «Запрещенный»! А вот и нет, – возразила она. – Мама нашего отца носила его даже не знаю сколько шаббатов за всю свою жизнь. И он уже многих излечил – троих, как минимум. К тому же на него есть разрешение – смотри, вот здесь отметка раввина.
– Но я не верю во все эти амулеты.
Она подняла на него изумленный взор.
– А что сказала бы Амра?
– Отец и мать Амры обслуживают sakiyeh при саде на берегу Нила.
– Но Гамалиэль!
– Он говорит, что это безбожное изобретение неверных.
Тирца, засомневавшись, уставилась на серьгу в своих руках.
– Что же мне с ней теперь делать?
– Носи ее, моя маленькая сестричка. Она принадлежит тебе – и делает тебя еще прекраснее, хотя я думаю, ты вполне хороша и без украшений.
Успокоенная, девушка вернула амулет на место как раз в тот момент, когда Амра вошла в комнату, неся на подносе тазик для умывания, воду и салфетки.
Поскольку Иуда не принадлежал к фарисеям, ритуальное омовение было простым и кратким. Затем служанка вышла, предоставив Тирце самой причесывать волосы брата. Когда его локоны были уложены по ее вкусу, девушка достала небольшое зеркальце полированного серебра, которое по обычаю своих благородных соотечественниц носила за поясом, и протянула ему, чтобы он мог полюбоваться трудами ее рук. Все это время не прекращался разговор.
Что ты думаешь, Тирца, – ведь я собираюсь уехать.
Удивленная, она на миг прекратила свою работу.
– Уезжаешь? Когда? И куда? Зачем?
Он рассмеялся.
– Столько вопросов, и все на одном дыхании! Какая же ты прелесть!
Он снова стал серьезным.
– Ты же знаешь, закон требует, чтобы я занялся каким-нибудь делом. Наш добрый отец является мне примером. Даже ты стала бы презирать меня, если бы я праздно промотал результаты его трудов. Я собираюсь в Рим.