Позади вдруг послышался топот тяжёлых копыт. Она
настороженно оглянулась, всадника было ещё не видно. Пальцы сжались
в нервном напряжении, чувство голода почти с непреодолимой силой
толкало насытиться любой пищей. Пришлось приложить усилия, чтобы
заставить себя зайти за деревья. Мохнатые лапы сосен
полностью скрыли её фигуру. Всадник пронёсся по дороге галопом, за
спиной развивался широкий плащ, в руке поблёскивал меч. Вороной
конь уже хрипел, с разодранных удилами губ летели клочья кровавой
пены.
Она едва не застонала, в этих живых существах было
столько энергии, что хватило бы, чтобы полностью восстановить силы.
Но пришлось остаться на месте, через мгновение по следам всадника
заскользили огромные звери. Бежали словно не спеша,
уверенные, что добыча никуда от них не денется. Под могучими лапами
подрагивала земля, под шкурой перекатывались тугие бугры мышц. Их
было пятеро, один вдруг чуть приотстал, повернул голову в её
сторону. В жуткой пасти сверкнул двойной ряд клыков, мерцающие
красным пламенем глаза всмотрелись вглубь леса, нос задёргался,
втягивая воздух. Она стояла неподвижно, несколько раз взгляд зверя
пробежал по её убежищу. Чудовище фыркнуло, тихо взвыло и кинулось
догонять своих собратьев.
Она медленно вышла на дорогу, вдалеке ещё были видны
серые тени, проводила их взглядом, прислушалась. Ветер вдруг донёс
жуткий вой, крик ярости и ржание коня, потом всё смолкло. Она пошла
вперёд, силы постепенно возвращались в тело, шаг стал более
уверенным, лёгким. Теперь ветер принёс ещё и запахи, ноздри
затрепетали от свежей крови, ещё тёплой, только что вылившейся из
разорванных вен. Она ускорила шаг, пытаясь совладать с собой,
запах манил, увеличивал силы.
Вскоре перед взглядом предстало кровавое пиршество.
Всадника догнали на лесной опушке, куда он зачем-то свернул с
дороги. За кустами ворочались бурые тела, уже неторопливо
придерживали лапами свою добычу и рвали на куски. Человеческая
плоть исчезала вместе с одеждой.
Она невольно прикусила губу и
вновь отошла за деревья. В драку ввязываться не хотелось, да и
взять уже было нечего. Только конь оставался ещё живым - храпя,
лежал на боку, на шее темнела огромная рана, глаза неотвратимо
заволакивало пеленой смерти. Странно, что человек показался им
более вкусным.