Мозг, казалось, готов был расплавиться от размышлений, когда
сработал какой-то защитный механизм и неожиданно для себя Толик
заснул. Успев только подумать, что утро вечера мудренее…
Утро, вопреки пословице, оказалось не только нисколько не мудрее,
но не приятней, чем вечер. Голова не то чтобы болела, но была
словно налита свинцом. На полу остатками вчерашнего пиршества
хрустели осколки пары тарелок и стакана. Уцелевшая часть посуды
откровенно припахивала. Тело неприятно чесалось после сна в одежде.
Двигаться не хотелось, но Толик, еще раз вспомнив любимые
ругательства замкомвзвода, прапорщика Мимоходова, все же встал,
привел постель в относительный порядок, сдвинул в угол кучку из
осколков посуды и наконец, в завершение всех этих утренних хлопот,
принял душ и побрился.
Было не совсем комфортно осознавать, что все это проделывает чужое
тело. Но зато оказалось приятно снова почувствовать себя
двадцатилетним и знать, что ты ничем не отличаешься от остальных
жителей этой страны. И еще неожиданней было почуствовать себя
одновременно и Толиком, и Томом…
«Черт побери, а ведь теперь это моя страна. И что делать?» - к
американцам Толик относился двояко. С одной стороны, как к людям
сумевшим построить сильное и удобное для жизни государство, с
другой – как к врагам его родины, сделавшим все, чтобы ее разбить и
унизить. Поэтому оказаться в шкуре такого врага было… не совсем
приятно. Но бросаться под поезд было не в его характере, и Толик
начал мысленно прикидывать план действий. «Как это называется?
Инфильтрация? Штирлиц шел по коридору рейхсканцелярии и никак не
мог понять, почему все узнают в нем шпиона. Неужели по ордену
Красной звезды, или по буденовке на голове?» - мысли постоянно
сбивались на незатейливый юмор, словно отгораживаясь от шокирующей
правды. Причем, как неожиданно обнаружил Толик думал он именно
по-английски, словно на родном языке.
Закончив бриться, он уже собирался выйти в коридор и вызвать
кого-нибудь, чтобы убрали в номере, как вдруг вспомнил о конверте.
Судя по солнцу и наручным часам, время было раннее, а значит в
военкомат (Толик тут же мысленно поправил себя, напомнив, что
военные комиссариаты остались где-то там, в будущем, в совершенно
другой стране, а здесь действуют призывные пункты) можно было не
торопиться.