«Здравствуй, Лисичка! Я в порядке, держусь, больше за тебя переживаю. Письмо твое получил и уже написал ответ – скоро получишь. Прошу, каждое свое письмо нумеруй по порядку, и я так же буду – чтоб не пришлось потом гадать, все ли дошло. Передачу получил, спасибо огромное. Свяжись с Кайзером (u26 – мой модератор на DM), он должен нам 10k, пусть тебе отдает. Найдите Питерского – он тоже десятку висит.
По Илье Сапрыкину. Пусть продает офис и возвращает мою часть вложенных денег, отговорки слышать я не желаю.
Диме скажи, чтобы срочно (!) сменил пароли ко всем моим "аськам" (мусора наверняка в них висят) и предупредил всех клиентов, чтобы не велись на мусорские прокладоны. Всем нашим привет. Очень люблю тебя».
– Вот, написал. Спрячьте только понадежнее, – попросил я адвоката.
– Я прочту, о'кей?
Я согласно кивнул. Галина Аркадьевна быстро пробежалась глазами по тексту, сложила «маляву» вчетверо и засунула ее… в свой лифчик.
– Ну кто к старой женщине в бюстгальтер полезет? – видя мое недоумение, сказала она.
Я согласился.
– Завтра приду, продолжим разбираться в твоих похождениях, кардер, – последнее слово она произнесла нарочито медленно, словно старалась его запомнить. – Как тебя тюрьма встретила?
– Да нормально все, спасибо. До завтра.
Глава 3. Володарка, Володарка, в твоих стенах очень жарко
Тело здесь, а душа далеко,
Плюну я в полупьяный конвой.
Тело здесь – для отчета ментам,
А душа – там, где мать родила.
Гр. «Бутырка». По этапу
Ты хочешь знать, как выглядит тюрьма? Ты и вправду хочешь это знать?
Что ж…
Есть тюрьмы «красные», где вся власть принадлежит администрации, а значит, навязан жесткий режим содержания, и «черные», где основные вопросы решают авторитетные заключенные, понятное дело, с ведома и при молчаливом согласии тюремного начальства. Володарка того периода, к моему огромному облегчению, была тюрьмой «черной», в отличие от, скажем, ближайшего к Минску жодинского централа, «красного», как советский флаг.
Первым делом в следственном изоляторе попадаешь на «шмон» (личный досмотр), где из твоей обуви стоимостью, нередко превышающей зарплату тюремного контролера, выламывают супинаторы, а у тебя отнимают запрещенные вещи и предметы, включая поясные ремни и шнурки. Ты начинаешь робко протестовать, мол, как же я без шнурков-то буду, а тебе в ответ: «Не положено. Вдруг ты еще в камере повесишься», хотя даже самому далекому от тюрьмы человеку (а менту и подавно) известно, что в камерах расплетаются все вязаные вещи – свитера, шапки и даже синтетические носки (из которых получается особо прочная нить) – и из всего этого добра можно хоть корабельный канат соорудить. Да и на простыне при большом желании всегда можно повеситься.