И помянут по русскому обряду,
Не чокаясь, безвременно усопшую.
Она ж – уже с подружками хохочет,
Сияет взгляд, и тело гибкое опять.
Давно не виделись они, и каждой хочется,
О, сколько хочется друг другу рассказать!
Отставив пальчик, пригубляют так изящно
Из чашек кузнецовского фарфора
С прямой спиною, в шляпках настоящих…
Ни слова – о суетных дамских вздорах!
Бабулечка, Княгиня, гран-мама…
Рукою ласковою каждого коснётся
И вскоре вновь на небо унесётся…
Теперь и там есть у нее дела.
Порой, как гимназистка, озорная,
Секреты внуков свято берегла.
И всё-превсё на свете понимала.
И всех сплотить и примирить могла.
С французским неутраченным акцентом
(Волненье голос только выдаёт)
Для настроенья – капельку абсента —
Вдруг об акации о белой запоёт.
И снова клавиши её узнают руки —
Пусть не такие, как в былые годы,
Когда в одеждах до полу и в буклях
Всем городом встречали пароходы…
Но вновь замрёт и время, и пространство,
И осадят упрямые года
О, этот голос, выводящий страстно
О том, как молоды мы были все тогда…
Прорастая корнями из самых глубин
Прорастая корнями из самых глубин
Где-то там и наткнулись на каменный клин.
И в обход повело, чтоб прорваться из тьмы.
Обвело, заплело в единящее «мы».
Неразлучными стали, как зло и добро,
И всесильными, как золотое руно.
Необъятными, как мировой океан,
Приглядишься, а он – лишь пинтовый стакан.
Светотень, чёрно-белой бессонницы звон —
Атрибуты отшельничества твоего —
Вот где – ложь, вот где – явь, и поди распознай :
Кто есть кто. На себя. Одного. Уповай.
Спроси себя: откуда звук?
Спроси себя: откуда звук?
Что долетел сейчас случайно?
Чем порожден был изначально
И из-под чьих сорвался рук?
Тот, извлечённый из одной,
Такой обыкновенной ноты,
Чтоб нарастать потом волной
И умирать в водоворотах?
И почему же по ночам
Твой зыбкий сон он растворяет,
Разматывая до начал
Неутолимые печали.
А что в углу, вон в том углу?