Носители богатейшего языка, способного передать тончайшие движения души, мы вкладываем всю душу в мат, одинаково понятный как в высших сферах власти, так и в среде бомжей. Привычка материться по поводу и без повода дала, подобно запущенной раковой опухоли, обширные метастазы, вытравившие из нас способность нормально думать и изъясняться по-русски. Мы перестали понимать родной язык и, лишившись речи, утратили способность мыслить.
Мы не то чтобы фаталисты, а, скорее, прирожденные пессимисты. История так часто ставила нас в безвыходное положение, что мы уже не надеемся ни на что хорошее и заранее готовы смириться со всем дурным, подстерегающим нас за любым углом. «От сумы да от тюрьмы не зарекайся» – вот кредо русских людей. Многократно битые и перебитые, мы не строим никаких планов на будущее. На все случаи жизни у нас припасены готовые, оправдывающие любые наши действия и бездействие ответы: авось, небось и как-нибудь. Потому-то, начав что-либо делать, мы редко доводим начатое до конца.
В оценке поступков других, да и своих собственных, мы исходим из принципа: «Казнить так казнить, миловать так миловать». Миловать нас не за что. Остается казнить. И мы безропотно всходим на эшафот, готовые сложить голову за самый ничтожный проступок. Стоит ли удивляться, что современная Россия, объявившая себя правовым государством, заняла лидирующие позиции в мире по числу заключенных? Их у нас 740 на сто тысяч жителей, включая глубоких старцев и только что родившихся младенцев. Для сравнения: в Германии их 72, во Франции 90, в Англии 96. Такого огромного числа заключенных, какое содержится сегодня в российских тюрьмах, не было даже при Сталине. Между тем в царской России было всего 60 заключенных на те же сто тысяч жителей. Меньше, чем в современной Германии, славящейся своими законопослушными гражданами.
Сильно преувеличено мнение, будто русским от природы присуща тяга к знаниям. До сих пор нахожусь под гнетущим впечатлением от телепередачи из Карачаево-Черкесии. Заезжий московский журналист беседовал с пожилыми женщинами-казачками, которые жаловались на отсутствие работы, на то, что коренные жители воруют у них скот и поджигают дома, русских девушек насилуют, а парней ни за что ни про что убивают. В конце передачи журналист спросил, что, по мнению этих многое повидавших на своем веку женщин, нужно сделать, чтобы изменить положение к лучшему? Казачки, до той минуты бойко изливавшие свои горести, вдруг разом примолкли, и лишь одна ответила за всех: «А я не зна-аю, я негра-амотная!..»