– Мне жарко! У меня болит голова! Мне все это надоело! – дико, по-обезьяньи, заверещал вдруг мальчишка-повелитель с гримасой, совершенно исказившей его красивое, тонкое, очень греческое лицо. Гримаса и странное верещание были такими неожиданными и неестественными, что Цезарь подумал, не безумен ли он. Мальчишку свели с трона и усадили в портшез, и его унесла свита толстых евнухов и жилистых старых греков, которые на ходу по-старушечьи пытались отереть его слезы. Он отбрыкивался и бил их по рукам. Потин, не обернувшись на Цезаря, вышел последним.
Когда остались только римляне, Цезарь потер виски и устало сказал:
– Все свободны, кроме легатов, центурионов и Эфранора. Численность легионов?..
– Три тысячи двести гладиусов в Шестом и четыре тысячи – в Двадцать седьмом!
Даже эти два легиона были неполными – не достигали обычных пяти тысяч.
– Флот?.. – повернулся Цезарь к своему флотоводцу Эфранору с Родоса. Он особенно ценил этого отличного моряка-грека.
– Пятнадцать трирем [77] сборного флота из Азии, десять квадрирем да десять квинкерем [78] – римских, – ответил Эфранор. – И, к сожалению, только девять моих квинкерем, родосских! – По интонации было ясно, что только на родосскую флотилию вся надежда. – Было десять. Одну искалечил шторм при переходе. У египтян же только в Большой гавани – семьдесят две боевые триремы.
– Семьдесят три, – уточнил Цезарь. И посмотрел на легатов: – Немедленно – гонцов к Марку Антонию за подкреплением из Рима, также из Сирии и Малой Азии. Отвечаете головой. Пищу для легионеров проверять на яд. Разместить солдат в квартале, примыкающем к дворцу, в пустых казармах и дворцовых конюшнях. Дисциплина – как на марше. Никаких отлучек, лупанариев, таверн. За ослушание – немедленная децимация[79] всей центурии виновного. Лазутчикам доносить о местонахождении войска Ахиллы и его численности. Найти Клеопатру и остальных детей Птолемея – живы ли они и где их содержат. Всем быть готовым по первому сигналу. Не отвечать на провокации населения. Луций! – Один из центурионов вытянулся в струнку, задрав подбородок. – В этом крыле дворца разместишь всю свою центурию.
Легаты, Эфранор и центурионы отсалютовали и ушли. Цезарь устало поднялся и опустился на трон Птолемеев – роскошное, огромное (и удобнейшее!) кресло из какого-то драгоценного пахучего дерева, с десятком мягчайших подушек, тонко выделанных львиных шкур и ножками из черного мрамора в виде когтистых лап огромного льва. Огляделся. Азиатская роскошь до удивления гармонично сочеталась тут с греческой простотой и египетской запредельностью. Цезарь закрыл глаза, сжал пальцами пульсирующие виски. Он знал, что Потин говорит правду. Последнее донесение лазутчиков подтверждало, что крупные силы египтян продвигались к Египту со стороны Иудеи, где до этого занимались подавлением какого-то мятежа.