Берта уселась за стол и тоскливо посмотрела в тарелку, полную зобных желез, слывших деликатесом как среди живых англичан, так и среди мертвых (среди последних, конечно же, в сыром виде). И крови совсем на донышке. Лучше б овсянку дали.
– …тогда мать заколотила дверь в мою комнату, намалевала красный крест на дверях, чтоб соседи не входили, а сама уехала. И я еще долго помирала от болезни, и голода, но пуще всего от одиночества, мисс!
– А вот это уже Скребущая Девочка из Йорка, – проговорил Фанни. – Тоже, между прочим, дипломированный призрак. Собирает толпы туристов. У нее с местными гидам все схвачено – те раздают листовки, она появляется у окна секунды на две, скребется о стекло и voila – зарабатывает шиллинг за ночь! Не то, что наша Харриэт. Давай, расскажи, как тебя угораздило.
– На самом деле, – Берта заколебалась, – произошло что-то… совсем ужасное?
Девочка вскарабкалась на оттоманку, атласная обивка которой, розовая и лоснящаяся, сразу же начала чернеть.
– Нет, мисс, но это как раз хуже всего! Я просто утонула. Меня мама из школы забрала, потому что учитель дрался, и потому что нам нужны были деньги, раз у Бобби началась корь, а Нэнси рассчитали без рекомендаций, и она все ревела, и говорила, что щелок выпьет, а Уилли – его отправили в исправительную школу, но мама сказала, что так даже лучше, одним ртом меньше. А я начала торговать крест-салатом…
– Кресс-салатом, – вклинился Фанни. В его сторону полетело блюдце.
– …его можно у зеленщика взять и по домам разносить – может, кухарка купит – или самой собрать на реке, так больше денег останется. Ну вот, пошла я на реку спозаранку, забралась в воду поглубже, чтоб, значится, больше салатов собрать. А я тогда платье Нэнси надела, потому что мое мама старьевщику отнесла, чтоб было чем за гроб для Бобби заплатить. А платье было такое длинное, зараза! Такое длинное! Ну, споткнулась я, зацепилась юбкой за корягу – и захлебнулась. Вот и все, мисс, даже рассказать нечего. Такое ж каждый день случается. А у призрака должна быть трагическая история.
Ее всхлипы нарастали крещендо, а пятна плесени на злополучном диване постепенно превращались в зияющие дыры, из которых, расталкивая лапками мокрый конский волос, поползли хвостатые твари. Тритоны, судя по всему. Один из них забрался на колени Харриэт, и она, не прекращая хлюпать носом, почесала ему спинку.