– Куда сдавать?
– На склад.
– А где у неё склад?
– Слушай, вот что ты за человек? Я сколько с ней говорил, ни разу даже не поинтересовался, что там да как. Она говорит – положено принять и доставить на склад. Я что, в душу ей полезу? Мне не она нужна, мне тот, кого она заграбастать хочет, нужен, и если утащит, то мне уже не остановить, куда бы ни тащила.
– Какой вы, деда, в самом деле, нелюбопытный. Если вы с ней вправду общаетесь, то она ж всё про то, что дальше, знает. Разузнали бы!
– Вот когда дотащит меня до склада, тогда и узнаю, а пока мне неинтересно. К тебе придёт, ты с ней и болтай о глупостях, – обиделся дед.
– Ну уж нет, я как-нибудь обойдусь тут, не зная…
– Вот то-то! Как указывать, все горазды, а как самому сделать, никто не хочет.
"Ой, ну и мастак же дед заливать, – думал Вадик, – ему бы в театре выступать, сам Станиславский ему бы "ВЕРЮ" во весь голос кричал!"
– Дед, но как так-то, вы её видите, а другие нет. Может, мерещится?
– Может и мерещится. Только что-то у меня после этого мерещенья безнадёжные оживают, – ещё больше надулся дед.
– Степан Петрович, вы не обижайтесь. Просто согласитесь, история ваша довольно странная.
– Да знаю я, сынок, знаю, и мне в службе говорят – хочешь работать, не рассказывай, а то им претензии предъявляют, что сумасшедших присылают. А мне тоже врать-то как? Я же буду с ней спорить, если меня позовёте. Зачем я иначе? Я вены не умею колоть, массажи не делаю, заговорами и ворожбой не умею. Русский я, мужик, руки у меня сильные, весу сто пятнадцать, так что любого здоровяка на руках ношу, да со смертью спорю – все мои "конкурентные преимущества", как наш менеджер говорит.
– Ну хорошо, допустим. А как вы в первый раз с ней повстречались?
– Ясное дело, как. С ней иначе не повстречаешься, только когда сам помрёшь. Я помер и повстречался.
Воцарилось неловкое молчание. Вадим не нашёл комментариев и хотел уже указать старику на дверь и отправиться пылесосить, остановившись на временном варианте невесты всех пациентов, но дед продолжил:
– Умер я ещё десять лет назад. Было мне тогда всего-то пятьдесят пять. Дело в том, что у меня спортивное сердце, большое. Знаешь такое?
– Нет, – признался Вадим и на всякий случай стал набирать поисковый запрос "спортивное сердце большое".
– Так я, сынок, спортсмен бывший, тяжелоатлет, потом в зале железо долго тягал, а лет после пятидесяти бросил, дурак, решил, что всё. Не понимал, что большому сердцу нельзя нагрузку снижать, качать надо кровушку, обычных врачей ещё послушал, не спортивных, выпивал по праздникам прилично – в общем, надурил ого-го, ну и долбанул меня инфаркт. Я уже один тогда жил, без жены, дети за границей все. Одеваться никогда я в новое не любил – растоптанное да разношенное удобней всего, мне красоваться ни к чему. Нашли люди меня на улице, в луже за остановкой, решили, что бомж, подержали немного в больнице и выпустили. Сказали – иди, здоровый ты, ничего с тобой не будет. Приехал я домой, лёг, и накрыло меня так, что ни встать, ни повернуться. Всё вокруг темно, тошно, и жить не хочется совсем. У кровати кусок хлеба чернушки и таз, ну ты понимаешь. Вонь, смрад, лежу – помираю. Только я тогда уже травничать любил, и стояла у меня на столике настойка одна, эксперимент без патента. Гадкая – слов нет, и говорить тебе не буду, что туда намешано, но уверяю – все натуральное и на спирту. – Петрович рассказывал так уверенно, словно и правда вспоминал, не придумывал, аж взопрел от эмоций, достал большой матерчатый платок, вытер лоб. – И решил я тогда жахнуть этой настойки и отмучиться – нельзя ж ни грамма, пропуск на тот свет после инфаркта спирт. Открыл её – воняет хуже моего тазика. Фу… Аж с души своротило. И вдруг гляжу – игуана эта здоровенная. Облизывается, морду в пузырёк тычет. Я, как и ты, решил сначала, что мне мерещится, но как к любой земной твари к ней обратился: "Что ж ты, – говорю, – наглая рожа, в мой пузырёк лезешь?", а она возьми и ответь: "Так вкуснятина какая! Что тебе, мужик, жалко? Я тебя всё равно заберу сегодня-завтра, не жадись, поделись!"