– Ух, ты! – охнул кто‑то из
шедших впереди. – Ну, е‑мое!
– Тишина на марше!
– Дык тов‑старш‑лей, вы ж сами
гляньте. Скильки лет на свити живу, а такого чуда ще не
бачив. – Херсонец Кухарюк от волнения начал сбиваться на
«ридну» украинскую мову.
– Вот это да, – выдохнул
один из разведчиков. – Ну не хера ж себе. Это чего тут –
ягодки такие?
– Ну! Мичурину такие бы ягодки
подсунуть – он бы сей же час загнулся от зависти.
– И не хрена‑то вы не понимаете
в колбасных обрезках. Это не ягоды здесь большие, – Леха
Ползин недаром слыл первым балагуром во всем батальоне, – а
арбузы мелкие. Потому что не могут тута обретаться ягоды крупнее
наших, советских. Верно я говорю, тов‑стар‑лей?
– Отставить! – Лейтенант
наконец смог оторваться от созерцания двух налитых соком красных
шаров, каждый из которых был сантиметров по пятнадцать в
диаметре. – Продолжать движение.
– А может, попробуем?
– Два наряда по возвращении!
– Слушаюсь!
Группа нехотя двинулась дальше,
вернувшись к нормальному темпу лишь шагов за пятьдесят. Но красные
ягодины продолжали неотрывно висеть перед Васькиным внутренним
взором, заставляя поминутно облизывать враз пересохшие губы.
Потом стало еще хуже. Он вдруг
вспомнил Аньку – как она идет с ведрами по пыльной улице, а молодые
крепкие груди так и стремятся выпрыгнуть из стираного ситца,
точь‑в‑точь как давешние ягоды, как облегает платьишко всю ее
ладную фигурку, а уж сзади… Васька тряхнул головой, пытаясь, словно
мух, отогнать назойливые мысли, начинавшие уже причинять
просто‑таки физическую боль.
Не помогло. Он представил, как Анька
подходит к колодцу, ставит ведра, нагибается, как ветер треплет
подол, задирая его все выше, выше, а он тихонько подкрадывается
и…
Сошников шумно сглотнул и с завистью
покосился на скользящего рядом Студента – вообще‑то его звали
Алексей Окан, но почти исключительно «Студент», иногда только
«Алекс». Вот уж кого явно не мучают подобные мысли. Струится себе
промеж деревьев, ловко придерживая рукой АКМС с черным
набалдашником глушителя, и как‑то у него это так здорово
получается. Аристократ, одним словом, даром что их всех седьмой
десяток как повырезали. А вот гляди ж таки – не получилось всю
породу под корень извести. Небось трахались баре в прежние времена
направо и налево, вот и всплывает…
Сошников вспомнил, как Студент вот с
таким же спокойно‑отрешенным видом, почти без замаха, метнул малую
саперную лопатку и она, со свистом разрезав воздух, врубилась в
мишенный щит аккурат посреди головы, под срез каски. И это с
первого раза! У всех челюсти поотвисали, даже прапор‑инструктор,
кашлянув, наставительно сказал: «Во, глядите, салаги. Брошенный
умелой рукой дятел летит на двадцать пять метров, после чего
втыкается!»