Обступившие друида люди (про себя
Тауринкс как‑то незаметно начал называть ши людьми) словно бы
явились из разных концов огромной страны, не уступавшей по размерам
всему Эвейну – не только Серебряной империи, но континента от края
до края. Слишком разными, несродственными были их лица. Пожалуй,
иных Тауринкс вовсе отнес бы к другому народу, чем широколицее,
курносое большинство. Но все они явно нанимались в одну дружину или
принадлежали к одной орде. Совершенно одинаковые штаны и рубахи,
ремни и сапоги, точно владельцы их находили некое извращенное
удовлетворение, уподобляясь муравьям. Лишь присмотревшись, друид
начал выделять взглядом мелочи, отличавшие облачение одного воина
от другого.
Оглядев Тауринкса с головы до ног –
друид при этом постарался скорчить как можно более безобидную
рожу, – воевода, как видно, остался увиденным доволен. Он
приказал что‑то дружинникам и, глядя друиду в глаза, резко,
повелительно махнул рукой назад, туда, откуда пришли демоны.
Тауринкс с радостью двинулся в
указанном направлении. Так, правда, они оставляли в стороне стоячие
камни. Но главную свою задачу он исполнил – деревня осталась
позади. Теперь, даже если демоны убьют его и пожрут тело,
исполнительный староста пошлет гонцов владетелю Бхаалейна, и
случится это очень скоро. В конце концов, что может произойти за
неделю?
* * *
Лева Шойфет почесал нос, темя,
локоть, ягодицу, извернувшись – лопатку и понял, что если так будет
продолжаться, то сдерет с себя кожу раньше, чем переведет хоть
слово. Поэтому он откинул одеяло и встал. С чтением в постели, к
которому он так пристрастился дома, придется повременить.
Одно было хорошо – ему выделили
отдельную палатку. Конечно, стояла она в ряду совершенно таких же
палаток, где обитал офицерский состав, а толстый брезент каким‑то
волшебным образом пропускал не только запахи, но также комаров, мух
и чей‑то оглушительный храп. Лева и раньше знал про себя, что он
изнеженное, никчемное создание – это было мнение дедушки, ветерана
двух войн, – но, проведя бессонную ночь, окончательно в этом
уверился. Или так, или это не военная база, а концлагерь, и майор
Кобзев вознамерился сделать подотчетный ему личный состав
совершенно юденфрай.
Однако палатка, как ни крути, была
отдельная. В ней была койка, стол, на который можно было опереться
локтем, стул, на который можно было сесть (и еще один, который Лева
не то сломал сам, не то выявил скрытый дефект – короче, на него
сесть было нельзя), тумбочка, куда Левины пожитки можно было
поместить восемь раз, и лампа, которая иногда горела (а иногда –
нет, причем закономерности Лева пока не выяснил). Еще была горстка
книг, которые Лева нашел сложенными аккуратной стопочкой почему‑то
в ящике из‑под гранат: две полезные, три – нет, и «Материалы XXIV
съезда КПСС». Материалы Лева спрятал под подушкой, решив, что
оставлять их в ящике – политически незрело, потом устыдился и
перепрятал в тумбочку, а все остальное уложил на стол.